«Таким образом, исходя из исследовательских работ Хилде Редлартской, местные поверья зачастую упоминают не только богов, но и некое начало, именуемое Бездной. Леннерт Веддер также упоминает верования в то, что так называемые «темные боги», Мнимый и Сущность, связаны друг с другом, являясь при этом примером характерной для мифологем вражды между сверхъестественными началами».
Андреас захлопнул  журнал. Туман мешал видимости, все равно ехали почти вслепую, и он полностью доверял более опытным спутникам. Эту же запись он сделал вчера вечером, а потом пришла в голову еще одна мысль, которую хотел озвучить Дане, но не при чужих ушах.
Не при инквизиторе —  особенно.
Чезаре, снова он. Удивительно дружелюбный парень для инквизитора, с этим его мягким выговором, веселой обходительностью и попыткой общаться со всеми сразу, вовлекать в разговор, словно они не в опасную экспедицию направляются, а так, выехали на прогулку,  в которой самое страшное, что может случиться —  не хватит денег на очередной кувшин вина. С внешностью инквизитора Маре это дружелюбие сочеталось не очень: он был, конечно, из тех юношей, кто всегда нравится девушкам и не испытывает недостатка во внимании, но одновременно лицо казалось холодным и жестким, когда не улыбался и не тратил энергию обаяния на очередную попытку подружиться… или выяснить что-то большее. Андреасу все казалось, что Маре их подозревает,  что ему не хватило рассказа о сбежавших в ужасе ученых, что  призрак самого Фогеля дразнится в своей обычной манере —  только что мышонка своего инквизиторам не подсовывает.
Что Маре чувствует это и смотрит на них особым взглядом: видит то, что они несут с собой (или в себе).
И что он знал, когда они с Даной ощутили предупреждение.
«Не вздумайте возвращаться».
Это плохой способ сдержать их. Близнецы всегда были упрямы, а прямой запрет —  вызов. Они подготовились на сей раз, насколько могли. И нет, не собирались повторять ошибки, уходить одним, без инквизиторов.
И без гвардейцев. Включая этого Эдера, который только что не вопрошал своих богов, почему именно ему досталась компания из ученых и инквизитора-иноземцев. Когда Андреас с Эдером разговаривал, акцент усиливался, не специально он терзал слух гвардейца, просто всегда так — чем больше стараешься не раздражать кого-то, тем хуже получается.  Впрочем, неприязнь Эдера к ним —  его проблема, а здесь им всем лучше держаться вместе.  Андреас даже терпел дурацкие шуточки, насчет того, что он набрал с собой вещей, будто собирается пешком весь Дагорт обойти.  Ничего, полезная ноша не тянет.
А вместе держаться нужно. И не совершать глупостей. И они это понимают. Андреас надеялся, что понимают.
Все.
В Морионе их вспомнили, но лишь подтвердили легенду —  да, действительно их в прошлый раз нашли испуганными и потерянными.  Кромвельг лежал впереди, и Андреас гадал: что с ним теперь? Осталось ли что-нибудь на месте уничтоженного храма? А та рукотворная площадка, судя по всему, некое капище —  что на ней?
«Не возвращайтесь».
Они не боги, хотел сказать Андреас сестре, когда поблизости не будет ни инквизиторов, даже таких милых, как Чезаре Маре, ни гвардейцев.
«Они что-то другое —  возможно, изменившиеся люди. Я верю в существование Бездны как некого места, способного влиять на людей. Возможно, сила ее велика. Но посмотри на нас: мы просто люди, были людьми, а теперь? Ты слышишь мертвого, я могу превратиться в чудовище. Что, если все эти боги —  или хотя бы те двое, Мнимый и Сущность, —  когда-то были такими же людьми, братом и сестрой, а потом вобрали в себя достаточно Бездны, чтобы  измениться навсегда».
Это звучало бы очень богохульно —  и они уже обсуждали нечто подобное, когда читали книги в Коллегии и после, дома. Сейчас же Андреасу не давала покоя и еще одна, совсем уж невообразимая мысль:
«И, если это так, то может быть, мы сумеем повторить то, что удалось им».

Чудесно. Просто замечательно. Кто бы мог подумать – отправиться в экспедицию, сопровождая двух ученых-иностранцев из Коллегии, одновременно находясь под пристальным наблюдением инквизиторов, главным у которых тоже был иностранец. Эдеру такое и в страшных снах не снилось. Но с приказами начальства не спорят, и когда ему поручили это задание, он проглотил жгучее недовольство, стер с лица кислую мину и смирился с судьбой. К тому же это был шанс проявить себя: впервые в его распоряжении был такой большой отряд гвардейцев. Эдеру и раньше приходилось выступать в роли руководителя, но эта миссия, судя по всему, была очень важна для вышестоящих лиц, раз уж на охрану этих умников из Коллегии выделили столько ресурсов.

Индраская республика. Фасбрук был не особо сведущ в географии, так что понятия не имел, где находилось это государство, однако теперь это уже не имело значения – все съела Пустота. Признаться, сложно было поверить во все эти россказни о тенях, пропавших жителях и прочем мракобесии, да и близнецам не стоило верить на слово о деталях произошедшего, – хотя бы потому, что они были чужаками, а значит, их доверие было подорвано на корню. Небось, сами заварили в Кромвельге кашу, а потом придумали очередную небылицу. Кто же их там разберет. Интересно, третий ученый тоже иностранец?

Впрочем, Таны раздражали Эдера не так сильно, как инквизитор по имени Чезаре Маре. Ну и имечко. А какая прыть! Он словно желал быть одновременно и в голове, и в хвосте отряда, перекидываясь дружелюбными замечаниями и с индарцами, и с гвардейцами, и со своими соратниками. Сам Эдер лишь бурчал в ответ что-то невразумительное, пытаясь отделаться от навязчивого присутствия инквизитора, ни на секунду не сомневаясь, что его дружелюбие напускное. Опять же, чужак. Другое дело – собака Чезаре, недружелюбный пес, с мрачным любопытством обследующий территорию и не допускающий никаких ласк по отношению к себе. Эдер любит животных. Особенно собак. В детстве он всегда выпрашивал у матери щенка, но она только ворчала, мол, у него у самого блох на башке хватает, незачем тащить в дом шелудивую шавку в придачу. И если бы не острые клыки, блестевшие каждый раз при попытке сблизиться с доберманом, Эдер бы уже давно прикоснулся к его короткой черной шерсти, лоснящейся от хорошей жизни. Да еще эти уши торчком.

К своим товарищам он не проявлял особого интереса, да и поводов пока что не было. Все они давно знакомы между собой, хорошие надежные ребята, не слишком толковые, но смелые. Не болтают лишнего, но и не угрюмые. Без хитростей. Эдер и сам понимал, что порой ему не хватает смекалки и изворотливости, но такой уж он человек, честный и невычурный. Хитрость и трюки – удел чужаков. Он был рад, что ему доверили руководство этим отрядом, и не собирался подводить ни своих ребят, ни начальство. Нужно довольствоваться тем, что преподносит судьба.

Они миновали Морион, и к облегчению Эдера, не стали задерживаться в городе, а сразу направились дальше. Матушка все еще жила где-то там, в тени заводов, в своей полуразвалившейся хибарке, и если со времени последнего письма ее не разбил паралич, то она явно не горит желанием увидеть своего блудного сына. Последнее письмо, полученное от нее пару месяцев назад, гласило:

«Я хоть стара но все еще магу надрать тебе задницу паршивиц и даже недумай вазвращаца гнить тебе в сталици».

Пожалуй, только так она и умела проявлять свои чувства к сыну, доказывая тем самым, что все же не забыла его, пусть они и не виделись много лет.

Будучи родом из Мориона, Фасбруку доводилось пару раз бывать и в Кромвельге. Поселение это всегда был очень унылым и суровым, даже в сравнении с пороховым сердцем Дагорта. Угрюмые неприветливые люди, привыкшие зарабатывать на жизнь честным трудом, не живя, а выживая изо дня в день. Жаль, что все так получилось. Что они пропали. Разве кто-нибудь заслуживает подобной участи?

Размышления Эдера были прерваны очередным обращением инквизитора Чезаре. Видимо, у этого парня имелся неиссякаемый запас фраз на все случаи жизни. Однако хотя бы в одном они были единодушны – всем не терпелось поскорее добраться до места, а здешние земли он, Эдер, знал лучше остальных. Но разве можно ответить на вопрос коротко и ясно, не пытаясь в очередной раз поддеть иностранца? Слишком велико искушение.

– Я вам никакой не синьор, господин инквизитор, – лениво протянул мужчина, не поворачивая голову к собеседнику и всматриваясь вдаль. – Моя матушка, да продлит Старец ее годы, дала мне имя Эдер, когда родила меня, и так меня зовут по сей день. Я ведь уже упоминал раньше, что не терплю никаких титулов по отношению к себе. Я простой малый, многого не прошу. Да вы, видать, запамятовали.

Эдер указал на горизонт и продолжил:

– А коль вам хочется знать, когда мы приедем, то вон за тем холмом уже будет видно Кромвельг. Недолго нам осталось, поверьте.

На месте их должен был встретить небольшой отряд инквизиторов и гвардейцев из Мориона, чтобы присоединиться к экспедиции. Где-то в кармане у него все еще была записка от морионцев, он хорошо знал тех ребят. С кем-то даже бегал босиком, запачканный копотью и с улыбкой на лице, по грязным улицам города. Будет что вспомнить вечером у костра.
[nick]Эдер Фасбрук[/nick][icon]http://ipic.su/img/img7/fs/eder2.1567531856.png[/icon][status]табачный дым[/status]

Отредактировано Альрик ван Гарат (2019-09-09 23:04:30)

Чезаре смеётся – негромко, вплетая голос в тревожный туман, но вполне искренне. Его дружелюбие и осторожность оборачивают колкостями, но оно и к лучшему; никто не знает, что им предстоит, и перспектива искать пропавших без вести людей туманнее морока вокруг них. Впрочем, загадывать на худшее, пока ещё ничего не началось, тоже не стоит.

— И в мыслях не было, синьорина Дана. И, конечно, я надеюсь на помощь ваших учёных умов в этом деле, — заверения легко слетают с губ, даже слишком. В взгляде проскальзывает никем не замеченная насмешливость, что никак не отражается в голосе, когда он заканчивает разговор: — Как скажете, Эдер, как скажете. Видимо, и правда запамятовал.

Нет большой разницы в том, как этот человек относится к нему и всем остальным членам экспедиции, но разжигать конфликты непозволительная для них всех роскошь.

Туман расступается, когда они достигают разбитого у городка лагеря – наконец-то. Кажется, не они одни рады прибытию; раньше инквизиторов, раньше гвардейцев Чезаре замечает странного человека в маске, уже по одному виду определяя, что это тот самый учёный, Квинт Цессарий, которого определили им в отряд вместе с Танами. Его облик вызывает разве что подозрения и невольный интерес, но сейчас не время и не место ни тому, ни другому; точнее не в отношении Цессария. Если Коллегия посчитала нужным выбрать именно его, значит, так и будет.

Цессарий говорит красиво, это отмечается невольно и сразу – Чезаре умеет ценить красоту. И потому дальнейшее недовольство кажется особенно резким; заметна и неприязнь в глазах гвардейцев и инквизиторов, поспешивших к ним навстречу – каждый отряд к своему командиру.

— Мы скоро начнём, — спокойно заверяет Чезаре, спешиваясь и не растрачиваясь на приветствия. Нетерпение ему понятно, а потому не вызывает раздражения, но спешить он тоже не намерен. Нотт уже рыскает по лагерю, принюхиваясь к людям вокруг, и когда он подбирается к Цессарию, обнюхивая край его плаща, Чезаре зовёт: — К ноге. Сидеть.

Пока пёс возвращается и садится рядом, Чезаре вручает поводья одному из инквизиторов и благодарно отпивает из протянутой фляжки, приободрившись после продолжительной поездки верхом. Обозы его интересуют в меньшей степени, и в большей – сама деревня, о которой инквизиторы почти не распространяются, будто не они тут лагерем стоят. Несмотря на всю жёсткость их воспитания, возникают сомнения, что никто из людей не пытался уже провести своё небольшое расследование, пока их не контролируют. Взгляд невольно уходит к гвардейцам и Эдеру, и Чезаре хмурится.

— Правильно поступили, не стоило лезть в деревню и трогать улики, - его лоб разглаживается при взгляде на инквизиторов, и в голосе вкрадчивая мягкость. — Значит, никто не заходил в деревню?

Кроме шахтёров. И учёных Танов, напоминает себе. И пропавшего Фогеля Гримма, главы Коллегии. Удивительно, как этот Кромвельг притягивает к себе всех эти учёных, один, кажется, их скоро сожрёт, не начни они расследование. На этот раз Чезаре пропускает его недовольство мимо ушей, занятый своими мыслями. Он припоминает всё то, что узнает о городе и произошедших в нём «странных» вещах со слов близнецов; ответ инквизиторов только укрепляет его подозрения.

Первым делом он раздаёт указания инквизиторам, разделив их парно и поставив морионских в разные группы. Одна группа остаётся с гвардейцами, остальные две – в деревню, начинать расследование и искать любые улики, что помогут найти людей. Ему рапортовали об оберегах и знаках, найденных в некоторых домах, намекающих на язычество, если это правда – этим людям будет лучше не найтись. А он приложит все силы, чтобы их разыскать. Закончив с инквизиторами, Чезаре поворачивается к близнецам.

— Синьор Андреас, синьорина Дана, вы говорили, что странности начались с хозяина трактира. Думаю, мы тоже начнём оттуда, будь добры указать дорогу, — Чезаре мягко улыбается близнецам, но на самом деле ставит их перед фактом. — Синьор Квинт, Вы тоже с нами.

Он забирает снаряды из седельной сумки, перевешивая на пояс, оставляя лишь ружьё – в пустой деревне им опасаться нечего, но как-то спокойнее осознавать, что в любой момент можно воспользоваться мощью огня. Это согревает. И одновременно не даёт покоя то, как хорошо подготовлены Таны – что же они видели на самом деле? Нечто такое, что заставило их вернуться обратно в Кромвельг. Цессарий столько оружия с собой не таскает, но и походит больше не на учёного, а на культиста.

— Эдер, Ваши люди остаются патрулировать вход в деревню и её саму, в дома не заходить и ничего не трогать, даже если обнаружите что во дворах, — тон Чезаре становится более резким, — вас, учёные Коллегии, это тоже касается.

Его беспокоит не любопытство и его проявления, а возможность столкнуться с теми странными тенями, слухи о которых ходят так давно, и символами культа, наполненными языческой мощью; в конце концов, принимать удар еретических сил часть его работы, и голодный интерес учёных не должен стать причиной их неосторожной гибели.

— Вы говорили, жители стали «вдруг» недружелюбны. Как это проявлялось? Они набросились на вас или?.. — Чезаре вопросительно смотрит на Адреаса, направившись небольшим отрядом в сторону трактира. Нотт бежит впереди, осматриваясь и то и дело опуская морду к земле и чутко принюхиваясь. На самом деле из всех здесь присутствующих самые большие надежды Чезаре возлагает на пса – есть вероятность, что он возьмёт след, пусть и прошло достаточно много времени.

Близнецы держатся вместе, это не удивительно; и рассказы их поразительно идентичны. Не будет ли лучшим после трактира разделить их в другие отряды инквизиторов, где с них, по отдельности, возможно, вытрясут больше информации? 
[icon]http://s7.uploads.ru/DMLOX.jpg[/icon][nick]Чезаре Марэ[/nick][sign]silver clouds with grey linings[/sign][status]true colors will bleed[/status]

Отредактировано Лисандр Пэйтон (2019-09-19 22:45:56)

Вот этого Дана и опасалась  - новых расспросов. В городе, вдали от Кромвельга, где не давила обстановка и жуткие воспоминания (за исключением амулетов - ха! Подарки или проклятия?), было гораздо проще собраться и рассказывать стройные согласованные истории. Без упоминания отрубленных голов, мертвой-живой женщины и восьминогих тварей. Сейчас в голове как будто завывали голоса - как если бы жители деревни стенали хором.
Уходите.
Прочь.
Обступили лагерь, стоя за спинами гвардейцев и странного этого человека… Квинта. Зачем он здесь? Почему именно он?
Андреас, кто бы сомневался, немедленно сделал стойку. Дана незаметно пихнула его в бок локтем; да, она тоже помнила, как они оба были захвачены необычными личностями братьев, и помнила, как бывали на лекциях... но не была уверена, что рада возобновить знакомство. Определенно, не здесь. Сам Квинт выказывал одно только недовольство промедлением, поэтому и она ограничилась лишь приветственным наклоном головы - и снова обратила внимание к инквизитору, который раздавал указания: сопровождать его, не отделяться, ничего не трогать. И кажущаяся дружелюбность тона не могла отменить того, что по сути, это был приказ. Ладно, они могут сделать вид, что следуют им - до поры до времени. Может быть и не придется, а может быть…
Дана понятия не имела, что они обнаружат в Кромвельге, разве кроме уже упомянутого кофра с нижним бельем.
Очень удобное, однако, место - спрячь в груду панталон то, чего не следует видеть чужим глазам, и… Нет, Дана не принимала всерьез заверения Чезаре, что он не станет копаться в вещах, надо будет - и наизнанку вывернет, он все же инквизитор, несмотря на все старания казаться милым.
- Идемте, - кивнула она на предложение показать дорогу. - К трактиру… сюда. За то время, что мы провели в деревне и пытались наладить дружбу с местными… не слишком-то получилось, - Дана усмехнулась, - словом, мы гуляли здесь. Андреас даже составил неплохую подборку местной флоры.
Деревня выглядела заброшенной, как будто прошло не несколько недель, а как минимум полгода. От тишины, нарушаемой только шелестом травы под ногами, было не по себе. В их приезд, несмотря на недружелюбность местных, здесь все было наполнено звуками - блеяли козы в загоне, квохтали куры, скрипел ворот колодца… Дана, прищурившись, оглядывалась, пыталась увидеть что-то в проемах распахнутых дверей и безглазых окон: действительно ли деревня… полностью вымерла? Жуткие твари Турги полностью поглотили их, не оставив ни конечностей, ни обрывков одежды?
Андреас говорил. Отогнул ворот, показывая ожог от факела, Дана невольно тронула языком некогда разбитую в лохмотья губу, одновременно посылая брату предостерегающий взгляд. Будь осторожен.
- Все так и было, - нехотя подтвердила Дана. - Ненавижу молоко. Мы сразу почуяли неладное, и… скорее всего, в противном случае нас бы просто прирезали во славу этих самых… гор. - она пожала плечами, мол, местные не спешили делиться своими секретами, а так кто знает, что они имели ввиду. - Нас спасло то, что я успела прихватить с собой оружие, выстрелила вслепую, они замешкались и нам удалось вырваться. А когда выбежали во двор...
Она указала на площадь перед трактиром, где сквозь людское море прошел насквозь ураган.
Восьмилапый, многоглазый ураган. Дана и хотела и боялась взглянуть в сторону распахнутых дверей таверны, как будто в дверях до сих пор стоит мертвая девочка с отрубленной головой своего отца. Спросила бы обо всем этом Кроули, да тот с момента, как они подошли к Кромвельгу, стал совсем неразговорчив, и Дане чудилось, что он недоволен, почти взбешен их желанием вернуться сюда.
“Я схожу с ума”
- Мы бежали без оглядки. До тех пор, как едва могли переставлять ноги.

Отредактировано Дана Тан (2019-09-17 10:32:40)

То, насколько молчалив и угрюм был ученый в маске, когда они прибыли, резко контрастировало с тем, насколько разговорчивым он стал, едва ступив в Кромвельг. Эдер хотел было сказать: «Ну и словесный понос», - но потом все же благоразумно решил не вызывать недовольство этого странного человека. К тому же его сравнение местных жителей с девкой в брачную ночь не могло не вызвать усмешку и одобрительный кивок у гвардейца. Ученый, между прочим, наконец-то удосужился представиться, и теперь имя Чезаре Марэ казалось самым обыкновенным дагорстким именем, которое дают чуть ли не каждому третьему мальчишке с улицы. Эдер запомнил только «Квинт», и этого было достаточно, ибо фамилия прозвучала для него невоспроизводимой тарабарщиной, и даже птица цесарка не вызывала никаких ассоциаций с Цессарием, ибо цесарок Эдер в своей жизни не видывал.

Тираду Квинта он пропускает мимо ушей и, подобно инквизитору, ничего не произносит в ответ, лишь только его брови слегка сдвигаются к переносице при упоминании жертв для идола. Эдеру не нравится все это. Ни один морионец в здравом уме не посмел бы гневить жителей Кромвельга и соседних деревень, но о языческих обрядах и жертвоприношениях Фасбруку слышать не приходилось. Что знает этот ученый такого, что неведомо остальным?

Однако ход его мыслей, неторопливый и слегка примитивный, вновь прерывает голос – на этот раз он принадлежит Чезаре, когда их группа приближается к таверне. Гвардеец еще издалека приметил плачевное состояние этого здания, но вблизи открывшаяся картина представляется еще более унылой: обломки, оторванные ставни, кучи камней и сломанные деревянные балки. Невольно возникает ассоциация с ураганом, но ни один ураган в Дагорте не способен сотворить такое. Эдер хмурится еще больше, выпуская из ноздрей густой клубок дыма и надеясь, что у словоохотливого ученого найдется и этому объяснение.

Он недовольно кивает инквизитору, осознав наконец, что гвардейцы выполняют в этой миссии роль пушечного мяса и заслона для ученых умов и холеных поборников веры. Эдер и его подчиненные направлены сюда выполнять всю грязную работу, но в конце концов, им за это платят, так что не остается ничего иного, как подчиниться требованию Марэ. Мужчина подает знак своему напарнику Климу следовать за собой и приближается к заваленному входу в здание.

- Ну и ну… - только и произносит он, почесывая затылок одной рукой. Во второй он держит приятно пахнущую трубку.

Проход настолько узок, что места в нем хватит только для одного человека, а массивный гвардейский доспех ничуть не упрощает эту задачу. Но кажется, что завал слишком велик, чтобы его можно разобрать старанием двух человек, так что в конце концов Эдер решает идти первым, как того и желает господин инквизитор. Он оборачивается к Климу и говорит:

- Пойдешь следом за мной. Как только окажемся внутри, держимся вместе и глядим в оба. Ну и разруха тут, чесслово.

- Вас понял, командир, - слегка развязно отвечает его напарник, но видимо, у него просто такая манера речи, и Эдер пропускают эту интонацию мимо ушей.

Он протискивается в проход бочком, ступая осторожно, чтобы не вызвать обвала. В его планы не входит оказаться погребенным в таверне Кромвельга по воле Чезаре Марэ. Как только Эдер оказывается внутри, то глядит по сторонам, позволяя глазам привыкнуть к темноте, и слышит позади себя шаги Климта, который тоже почти добрался до этого конца завала.

- Кажется, все спокойно, - неуверенно отзывается он, надеясь, что на той стороне его слышат.
[nick]Эдер Фасбрук[/nick][status]табачный дым[/status][icon]http://ipic.su/img/img7/fs/eder2.1567531856.png[/icon]

Отредактировано Альрик ван Гарат (2019-09-23 22:15:06)

Только оказавшись перед входом в таверну, Дана вдруг осознала, что весь путь до Кромвельга проделала как в тумане, а теперь он разошелся. Больше не душило тревогой, так что, казалось, трудно сделать вдох. Собаки учуют всюду, договор они подписали кровью - но сейчас Дана с подумала, что они сделают все, что будет в их силах, чтобы дать отпор неведомому. Они с Андреасом не просто так вернулись, не одного любопытства ради.
Они вернулись, чтобы разорвать соглашение.
Немаловажная деталь - нигде не было видно тел, ни даже кусков трупов. Когда они убегали из Кромвельга, то слышали крики, будто людей заживо рвали на части, но даже земля, даже стены домов стояли лишь припорошены пылью, безо всяких следов крови. Как все и говорили, люди просто исчезли. Как будто их... унесли.

Преобразовали.

И, возможно, собак теперь намного, намного больше.
И это значило, что болтов, которых она наделала во внушительном количестве, может и не хватить.
Дана невольно потерла предплечья, как будто дохнуло могильным холодом - хотя, возможно, это повеяло из выстуженной таверны, куда как раз протиснулся Эдер, а следом за ним - и другой солдат. Мысленно Дана сделала себе заметку - выспросить, не видели ли чего-нибудь его люди до того, как прибыла их компания, не захватили ли чего-нибудь из деревни. В тот момент она подумала о своих инструментах и гербарии Андреаса... но что, если было что-то еще?

Что - "еще", Дана?
Чья-нибудь отрезанная голова?

Энди странно посмотрел на нее, прежде чем нырнуть вслед за гвардейцами, и Дана потрепала его по плечу. Я здесь, братец. Буду прикрывать твой... тыл. Но прежде чем влезть в таверну, тот решил обратиться к Квинту, и это дало мыслям новый толчок. Дана вдруг вспомнила странные слухи, которые слышала в Коллегии краем уха, когда приходила в библиотеку: дескать, этот ученый подвизался в каком-то очень богатом и очень аристократическом семействе Дагорта, и была какая-то мутная история... нет, не то. То, что он потерял брата в Индарии. А что, если бы из Кромвельга ей пришлось бы вернуться одной? Это было представить просто немыслимо, хуже, чем остаться без руки или ноги, или изуродованной. Дану невольно передернуло, "гусь прошел по моей могиле", так говорили на их родине.
- Должно быть, вы нас не помните, мастер Квинт, - негромко и суховато добавила она после Андреаса, когда слышать ее мог только ученый, и может быть, Марэ; - мы встречались в Индарии. Мне жаль вашего брата, это большая потеря для науки. - она проводила взглядом широкую спину брата, тот, пыхтя, протискивался под завалом, цепляясь за все, что можно. - Нам с Андреасом повезло больше, когда пришлось... перебираться в Дагорт. - Дана кашлянула и сменила тему. Говорить о личном ей никогда не удавалось с достаточной прочувственностью. - Что касается "идола", это самая вероятная причина. Оказавшись здесь впервые, мы меньше всего думали о закрытой секте и человеческих жертвах.
Она снова повела плечами, как от озноба. Ничего не выражающая маска Квинта нервировала - а что, если под нею вовсе не он? Что, если кто-то решил воспользоваться личностью ученого, кто-то, кому нужно было вернуться?

Закончить начатое.

Встряхнувшись мысленно, Дана нырнула вслед за братом в таверну. Оттуда уже доносились голоса - похоже, гвардейцы и Андреас забрались внутрь и осматривались, и... нет, пока ничего страшного или необычного не происходило.
Внутри царил тот же разгром, что и везде, но Дана, торопливо и с некоторой паникой оглядевшись, не увидела ни отрезанной головы, ни костей, ни... ничего необычного.
Вот только рядом со стойкой трактирщика, отброшенной в сторону, как будто какой-нибудь великан свернул ее, не заметив на дороге, виднелся квадратный проем - подвал, должно быть. В таких хранят продукты, чтобы не испортились раньше времени.

Или трупы.

Отредактировано Дана Тан (2019-09-26 12:11:10)

Чезаре склоняется ниже, не сопротивляясь, но невольно отмечая силу и настойчивость Цессария; ему действительно интересно слушать. И хоть ветер воет горным зверем, ему не удаётся унести слова.

Чезаре кивает Цессарию: он согласен со всеми утверждениями. Жители гор никогда не покидают своих поселений; трупы не могут просто так исчезнуть; Таны что-то утаивают. Все их слова не складываются в одну чёткую картинку и порождают слишком много дополнительных вопросов, время которых не настало.

В предельной откровенности Цессария тоже есть сомнения.

Дожидаясь отклика Эдера, Чезаре внимательно наблюдает за Цессарием, будто поджидая, что тот в любой момент сбежит изучать другие дома, до которых ему не дают дорваться с ночи. Это не пустое беспокойство: учёный сейчас больше напоминает ребёнка, желающего устроить шалость ради шалости, нежели степенного человека, увлечённого изысканиями.

Атмосфера неуловимо меняется, накаляясь; насмешливость и осторожность сменяет острая неприязнь, корни которой неведомы Чезаре. Этих троих связывает что-то давнее, что-то явно неприятное, связанное с братом Цессария, но его злость, кажется, имеет под собой совершенно иную почву. Чезаре нащупывает её в своих воспоминаниях: Целест, оплот культуры и науки, собирал столь разных людей, где не раз приходилось становиться свидетелем оскорбительных высказываний одних деятелей культуры к другим. Просто потому, что одни считали себя лучше, преисполняясь презрением к тем, кто не достиг таких же высот, но считал себя равными. И всегда эти мнения оказывались совершенно субъективными, но не ему судить.

Пусть Чезаре слушает внимательно, не пропуская ни одного слова, лицо его бесстрастно и отстранено.

Немногим больше шести лет его жизнь протекает в Дагорте в рядах инквизиции: поначалу законы и порядки здесь кажутся чрезмерно суровыми, но со временем привыкаешь. И всё же невольно сравниваешь с родной страной: в Целесте посчитают оскорбительным не верить в силу инквизиции и Церкви, но там всё иначе. Религиозность их страны много выше дагортской, почти всё население посвящает себя Семерым и даже приезжим приходится перенимать эту веру. В Целесте можно наткнуться разве что на эпигонов; инквизиторы там не внутренняя религиозная полиция, хоть и выполняют эту работу, но в первую очередь священные воины, направленные на очищение стран, принимающих язычество.

И совсем другой вопрос – познание, оно широко приветствовалось во всех своих спектрах. Чезаре тоже предпочёл бы изучать природу язычества, а не заниматься пытками.

Вскоре они слышат голос Эдера, и учёные исчезают один за другим в проёме: кто-то быстро, кто-то с трудом. Нотт проходит первый, нервно мотая головой и принюхиваясь – кажется, ему не нравится почуянное. Чезаре справляется с некоторым трудом: мешают и рост, и доспехи, царапин на которых явно прибавится. Немного раздражает.

Оттряхнув ладони и с трудом не скривив губы, он оглядывает таверну: ураган прошёлся и тут. Чтобы здесь не произошло, но это явно что-то страшное, никто просто так не станет переворачивать столы, даже в пылу ссоры, и заваливать проход на второй этаж. Прискорбно – придётся его расчищать. Его внимание захватывают что-то обнаружившие гвардейцы; он успевает добраться до стойки и ухватиться за неё в тот момент, когда земля под ними сотрясается, а пёс глухо скулит.

Бездумно он чуть оседает, продолжая держаться, и накрывает голову ладонью – чёрная перчатка мгновенно оказываются измазанной в потолочной крошке. От грохота закладывает уши, какие-то мгновения кажется, что их могила отныне не яркий костёр, а старый трактир, забытый в горах.

Установившаяся через несколько мгновений тишина почти оглушительна.

Пыль медленно оседает, и Чезаре выпрямляется, вновь оттряхивая свои ладони, волосы и плечи. Его волнуют люди и пёс, но беглый осмотр позволяет заключить, что все целы. Только гвардейца не видно, но через несколько мгновений они его слышат – за завалом. Крыша обваливается очень удачно, не задев их, и очень неудачно, перекрыв каждый из проходов. Странно.

Чезаре не успевает как следует всё обдумать – близнецы неожиданно прижимаются друг другу, хватаясь за руки.

Они говорят: не лезть в подвал.

Как интересно.

Подозвав Нотта, Чезаре спокойно проходит ко входу в подвал и садит пса по другую сторону, напротив лестницы с короткой командой «охранять». Теперь Нотт увидит, если кто-то попытается войти или же выйти, предупредив и набросившись. Нервозность пса, не покидающая с самого подхода к трактиру, вызывает опасения, но лучшего решения пока нет.

Выпрямившись, Чезаре обводит взглядом каждого из присутствующих.

— Эдер, я против того, чтобы оставлять вашего человека за завалом, но окончательное решение за Вами. На расчистку может уйти много времени.

Чезаре никуда не торопится – ему и некуда. За стенами таверны несколько инквизиторов и гвардейцев, которые не могут не обратить внимание на тряску и грохот и так или иначе пойдут искать своих командиров. Столько рук определённо могут справиться с завалом и открыть им выход.

Подвал им нужно исследовать, за этим все сюда и прибыли. Но прежде чем спуститься…

Чезаре легко улыбается и смотрит на близнецов, но краем глаза следит и за Цессарием. Кажется, тот вновь зол.

— Не хотите всё же рассказать, что вы двое скрываете? — Чезаре не требует и не приказывает, он мягко спрашивает. — Почему мы не должны спускаться?
[nick]Чезаре Марэ[/nick][status]true colors will bleed[/status][icon]http://s7.uploads.ru/DMLOX.jpg[/icon][sign]silver clouds with grey linings[/sign]

Как только глаза привыкли к темноте помещения, Эдер понял, что внутри таверна находится в столь же плачевном состоянии, что и снаружи. Столы хищно взирали на них остротой поломанных досок, а хаотично раскиданные стулья грозно вооружились отломанными ножками и спинками. Это заведение и раньше-то едва ли отличалось безукоризненной чистотой, но сейчас и вовсе напоминало свалку. Не хватало только тел или чего-нибудь, указывавшего на их судьбу. Куда же все подевались?

- Ну и ну, - только и буркнул Эдер, осматриваясь по сторонам в зале, осторожно переступая через груды хлама и с опаской поглядывая на непрочные балки над головой.

Лестница на второй этаж была завалена, так что идти дальше было некуда – по крайней мере, на первый взгляд. Он слышал, как оставшаяся часть группы понемногу просачивалась внутрь, а значит, им предстояло обсудить дальнейший план действий. Фасбрук уже собрался было обратиться ко всем присутствующим, как внезапный толчок откуда-то из недр земли заставил его на мгновение потерять равновесие. Все произошло настолько неожиданно, что гвардеец успел лишь инстинктивно выкинуть руку в сторону, хватаясь за край стойки как за единственный островок стабильности. Одновременно с этим он почувствовал, как во вторую руку, что держала трубку, впился жесткой хваткой этот странный ученый по имени Квинт. Пальцы его были узловатыми, но очень цепкими – это чувствовалось даже через мягкую ткань его перчаток.

Сейсмическая аномалия закончилась так же быстро, как и началась. Первой мыслью, пришедшей в голову, было опасение за инквизиторского пса: не пришибло ли балкой его худое черное тело? Но, похоже, все обошлось благополучно не только для питомца, но и для всех остальных. Когда пыль и труха осели на пол, Эдер вновь осмотрелся. Рядом с ним стоял Квинт, в долю секунду вернувший себе прежнюю высокомерную невозмутимость, чуть поодаль – Чезаре с его верным псом, а еще дальше – близнецы Таны.

Взгляд мечется в поисках напарника и не находит его. Эдер повторно окидывает взором помещение и понимает, что Клим оказался в ловушке за обвалившимися перегородками на другом конце помещения, куда, очевидно, забрел как раз перед землетрясением. Направляясь на помощь своему товарищу, Фасбрук внезапно замечает люк в подполье как раз за стойкой трактирщика; замечает – сильно сказано, потому что он буквально спотыкается о массивное кольцо, используемое для поднятия дверцы. На зубах все еще скрипит пыль, а глаза слезятся из-за плохой видимости, однако мужчина тянет за ручку, открывая на всеобщее обозрение темную зияющую пасть прохода. Но прежде, чем нырять туда навстречу неизвестному, предстоит спасти рядового Клима.

Судя по тону, с которым Таны выкрикивают предупреждение не идти в подпол, они явно напуганы… и явно что-то знают. Эдер с самого начала подозревал, что они многое не договаривают, но теперь окончательно уверился в своих подозрениях. У человека несведущего дыра в полу не вызовет такого прилива эмоций, будто перед ними открылся ход в Пустоту. Что, если они намеренно заманили всю группу в ловушку? Однако эта мысль кажется абсурдной, ведь близнецы сами напуганы чуть ли не до полусмерти. Эдер смотрит на них пристально, оценивающе, после чего продолжает свой путь к завалу, который отрезал Клима от остальных.

До него доносится разговор между Танами и Чезаре. Тени, похожие на собак или собаки, похожие на тени? Да еще и способные сожрать человека целиком. Это действительно звучит как бред сумасшедшего, и Эдер одобрительно хмыкает. У этих ученых, судя по всему, крыша поехала после прошлого визита в Кромвельг. Или еще раньше, в душных помещениях Коллегии. Ничего удивительного – иностранцы ведь. Сейчас Эдера занимает более насущная проблема, а именно – помощь сослуживцу. Довольно скоро он понимает, что кладка здесь осела в нескольких местах, и расчистить завал окажется не так просто, как могло показаться на первый взгляд. Балки, камни, какой-то мусор – все смешалось здесь, а самого Клима даже не слышно по ту сторону, настолько широким оказалось место обрушения. Да и жив ли он там?

- Поберите всё Семеро, - тихо ругается Эдер, оборачиваясь к остальной группе. – Кто-нить может проверить, что там внизу, но мне нужна помощь вот тут, иначе одному не справиться. Господин инквизитор, господа ученые – кто не боится замарать свои холеные руки?

Он убирает погасшую трубку в карман и надеется, что скоро к ним придет на помощь другая часть отряда – инквизиторы и гвардейцы, что остались обыскивать деревню снаружи. Не могли же они не заметить, как Чезаре с остальными заходят в здание. Или могли?
[nick]Эдер Фасбрук[/nick][status]табачный дым[/status][icon]http://ipic.su/img/img7/fs/eder2.1567531856.png[/icon]

Cовместно с Даной

Здесь все неправильно.
И первое: это даже не человек, который выдает себя за ученого Квинта Цессария  —  человек ли вообще, мысль все еще кажется дурацкой,  —  а, например, Эдер.
Гвардеец не должен их уважать и считать друзьями, совсем нет. Но большинство людей относятся к другим нейтрально —  по крайней мере, если те ничего дурного им не делали. Не доверять —  нормально. Доверие нужно заслужить. Однако и неприязнь тоже, не так ли?
Эдер с самого начала смотрел на них едва ли не как на врагов, разговаривал сквозь зубы. А теперь —  ну что ж, прекрасный способ показать, что неважно на каком языке они говорят. Андреас не требует у Эдера дружбы или, там, совместных походов в трактир за кружкой-другой пива по вечерам, но в мертвом месте, среди неведомо каких чудовищ правильнее довериться тем, кто был здесь и тем, кто предупреждает об опасности.
Не так ли?
- Мы освободим вашего подчиненного, —  Андреас успевает кивнуть, «замарать руки» он не боится, в обычной жизни действительно старается беречь, но ловушка среди камней никак не относится к «обыденности».
А вот и вопросы, как же без них.
Инквизитор Чезаре —  о, он все еще держится с улыбкой, он такой милый, что даже не грозит пытками, а как будто вежливо просит. Пожалуйста, расскажите.
Кто менее вежлив —  так это Квинт.
Квинт ли?
«Что он несет».
Что-то о собаках, словно пытаясь нагнать мороку. Животных Андреас и Дана не боятся, с ними всю дорогу доберман Чезаре, и все это время это был один из самых приятных спутников. Тех тварей «собаками»-то можно назвать лишь с натяжкой.
И Квинт это знает.
- Вы требуете от нас объяснений, —  Андреас оглянулся еще и на Эдера, тот как будто не вмешивался, но наверняка, тоже хотел узнать.  —  Но как-то сами многовато скрываете. По крайней мере, мы с Даной не скрываем лица за маской. Кстати, мастер Цессарий, вам будет неудобно спускаться в ней.
Это уже почти издевка. Шрамы, да? Кому тут есть дело до шрамов… стойте-ка, никому.
Пусть и господин Марэ подумает о тех тайнах сперва, которые кроются под маской.
-  Здесь не время и не место для исповедей, —  это не для Квинта, для Чезаре и Эдера. —  Одно правда: мы не пытаемся никого «надуть». Мы на вашей стороне.
Не Квинта.
К нему эта последняя фраза не относится; здесь Андреас переглядывается с сестрой —  ну и что с ним делать?
**
Чем дальше, тем больше происходящее начинает походить на фантасмагорию, театр теней, где нет лиц, одни лишь пляшущие силуэты за бумажной ширмой. Дана может ручаться за себя и своего брата, но Чезаре и Эдер для нее пока еще не настолько близки, чтобы она увидела их лица. И конечно же, Квинт. Будь он сто раз без маски.
Он слишком много знает
Опасно много знает.
Кроули, безмолвно молит Дана, прикасаясь к теплому камню. Как вряд ли когда-нибудь сказала бы ему, останься он жив.
Кроули, ты мне нужен.
Тот все еще молчит, это странно, непривычно - он делился с нею знанием о людях, часто представляющим собой загадки или ребусы, но Дана привыкла к его присутствию и его голосу.
А теперь он молчит.
Пожалуйста, ответь.
Квинт смотрит на ее арбалет, она чувствует этот взгляд из-под маски. И почему-то ей кажется, что все происходящее господина Цессария изрядно забавляет. И это осознание, и его слова пробуждают гнев - у близнецов много недостатков, но еще никто не смел упрекать их во лжи.

“Он не хочет, чтобы я смотрел”

Голос Кроули прорывается будто издалека, налетевшим порывом ветра, и снова стихает. Камень в ладони горяч, почти обжигает, но Дана стискивает его крепко, как руку друга в жесте благодарности.
Несмотря на то, что становится по-настоящему жутко.
- Вы упрекаете нас во лжи? - негромко, с трудом выталкивая слова: ей хочется сжать челюсти и одновременно встряхнуть Квинта, сорвать с него маску, но приходится говорить, приходится изображать спокойствие. - А вот мне кажется, что вам тоже есть что рассказать… мастер Квинт. Если это действительно “вы”, а не кто-то, надевший маску Квинта и нарядившийся в его плащ.
Она поднимает арбалет, направляя его на Квинта.
- Я вижу, что вас заинтересовало мое изобретение. Извольте - арбалет заряжен разрывными. Один выстрел - и вашу голову разнесет в клочья. Поверьте, я не промахнусь с такого расстояния. Чезаре, - Дана обращается к инквизитору, но смотрит сначала на брата. Андреас, нам придется рассказать. И лучше ему. - Я клянусь всем, что мне дорого - мы, я и брат, расскажем все, что нам известно, и вам останется решать, что делать с этим. Но поверьте, мы на вашей стороне. Мы так же, как и вы, хотим узнать, кто или что убило жителей деревни. И что убило Фогеля Гримма. И… - она делает едва заметную паузу, - еще одного человека. Этот… - Дана кивает на Квинта, снова в упор глядя на него, - господин слишком хорошо осведомлен о произошедшем здесь для непричастного. Ему нельзя верить и его нельзя отпускать в ход. По крайней мере до того, как он объяснится.

***

Вечерами —  до всей этой кутерьмы, до поездки в Кромвельг, —  Андреас иногда вечерами играл в карты с Стюартом, хозяином   трактира, который разорился с приходом Пустоты, а заодно с несколькими  его приятелями. Ставки были небольшие, пара монет, просто способ скоротать время. Присоединялся он редко, обычно жалел время, но все новости так проще всего узнать, даже вот на сам Кромвельг, вернее на информатора-Кроули вывели именно через «знакомых двоюродного плетня забора троюродной тетушки».
Карточная игра могла затягиваться, но суть всегда одна: когда-то нужно показывать, какие у тебя картинки. У кого-то может оказаться сразу два короля, а у другого —  «Око Бездны», которое бьет все остальные.
Сейчас Дана открыла карты:  именно что Оком Бездны.
В каком-то смысле стало легче: смерть Гримма давила сильнее всего, тот был странноватым типом, но не заслужил такой участи, а еще Андреас все думал о оставшемся брате, и не мог не представлять себя на месте того.
Так что —  пусть. Так лучше.
Вот только Квинт сейчас уйдет —  туда, вниз, где могут водиться собаки, где может быть что угодно.
И собака, сторожевой доберман инквизитора Марэ, подчинился тому, кого видел впервые, словно хозяину.
- Не торопитесь, мастер. Мы же сказали —  там опасно. И как насчет снять маску?
Андреас сделал всего несколько шагов —  так, чтобы очутиться между Квинтом и лазом, куда тот так собирался идти, невзирая на предупреждения спутников.   Даже руки на груди сложил, мол: попробуйте.  Сдвиньте с места, для начала. Это было неправильно, неуважительно, некий внутренний голос протестовал против такого общения со старшим, с ученым, с тем, кого Андреас со вполне искренним уважением называл «мастером».
На  воина, вроде Эдера с Чезаре тот не походил.
Если они ошиблись и Квинт просто старый упрямый зануда —  он извинится. И они расскажут правду, Квинт может и не прощать, так и остаться врагом, но лучше враг, чем смерть всем, а внизу, в подвале, все еще могло таиться все, что угодно.
Например, многоногие твари.
Например,  то, что протыкало людей насквозь.
Или сама Пустота.

Чезаре слушает.

Это то, что он умеет лучше всего прочего. Язык – оружие крепче меча; друг и враг одновременно.

Для чего развязывать язык пытками, когда некоторые сами разбалтывают свои секреты? Главное, услышать.

Чезаре недвижим, стоит на своём месте чёрной глыбой лишь изредка поворачивая голову и наблюдая за всеми присутствующими. Этому его тоже учили – воины инквизиции должны быть способны на долгие пешие переходы; они должны уметь стоять ровно по несколько часов; держать строй; отдавать не колеблясь свои жизни во имя Семерых.

Богов, которых не он выбирал.

На лице – отстранённое равнодушие, а в глазах – холодные осколки льда. И все его симпатии замерзают.

Его выдержка – это годы тренировок; это порицание и побои; это залог выживания. Ему хочется рычать, хочется орать – на всех, кто здесь есть. На Цессария за его любовь к лекциям в самый неподходящий для этого момент. На Эдера с его поразительным равнодушием ко всему происходящему. И больше всего – на Танов.

Бред. Они так и говорят: звучит, как бред. А Чезаре думает, что бред – это их рассуждения. Инквизиция бросилась в горы при первом же намёке на пустоты в этих краях, всего лишь из-за смутных слухов о каких-то тенях, что ходят посреди дня. До Бедствия таким слухам могли и не придавать столь сильного значения, посчитать глупостью и суеверием, но вот уже три года как Пустота угрожает жизням каждого. Купол – лишь временная мера, потому что под ним невозможно выжить. Сколько у них есть ещё времени, прежде чем ресурсы начнут себя исчерпывать, а люди вырождаться в вечных конфликтах и страхе?

Таны словно живут в мире, где никакой Пустоты нет. В мире, где их не тронет Бедствие, если закрыть глаза.

Впрочем, правда в том, что они живут в мире, где нет других людей. А, значит, и беспокоиться о них не нужно.

Чезаре невольно поворачивает голову к Эдеру, единственному, кто работает руками, пока все остальные – языком. Кажется, его успехи не слишком велики, хоть завал и выглядит менее страшным в сравнении с тем, что заблокировали выходы из этого места. Помочь ему – хорошая идея, но ответить он не успевает. Спор учёных совершенно не похож на дискуссию, какую представляешь в подобной компании; это – злость, обвинения и осязаемая неприязнь со всех сторон. Всё начинается с Цессария, когда они все только встречаются, и продолжается под обломленной крышей трактира.

В нём тоже злость, засевшая холодом между рёбер. Только в отличие от учёных, он её не выплёскивает, сдерживая в костяной клетке и дальше. Взывать к совести всех здесь присутствующих – бессмысленно, их эгоистичность слишком очевидна, буквально на поверхности; лишь Эдер проявляет заботу о ком-то, кроме себя. И это вызывает неожиданный прилив симпатии, совершенно не стирающий остальных эмоций.

Цессарий нарушает приказ, данный много ранее, пробираясь к лазу; и пусть Чезаре он обходит с удивительным проворством, Нотт должен его остановить. И – не останавливает, вместо этого отодвигаясь. Обернувшись, чтобы перехватить Цессария, Чезаре вместо этого поражённо смотрит на своего пса, послушавшего кого-то ещё, кроме своего хозяина. Это выглядит настолько диким, что закрывается невольный суеверный страх; взгляд от пса уходит к Цессарию, вместо удивления в нём зарождающаяся задумчивость.

Впрочем, обрывки мыслей и подозрений не успевают сформироваться во что-то единое: Таны разжигают конфликт с новой силой, и это – ещё большая неожиданность. Выгибая бровь, Чезаре смотрит на арбалет, наставленный на Цессария, на Андреса, перегородившего путь вниз. На самого Цессария, чей монолог не менее яростен. Эти учёные, кажется, готовы друг друга убить на месте, окропив запылённое дерево алой кровью. Приходя за одним расследованием они вот-вот готовы нарваться на другое. Пока всё не заходит слишком далеко, Чезаре бросает взгляд на Эдера – работа гвардии успокаивать гражданские беспорядки, но того, кажется, это совсем не волнует.

Или же волнует совершенно не это.

Когда Эдер заговаривает, Чезаре понимает – достаточно.

— Значит, Фогель Гримм мёртв. И не только он? — Чезаре смотрит на Дану внимательно, изучающе. Таны знают много больше, чем пытаются показать. Как давно Фогель покидает Коллегию? В конце дождей? Полтора месяца огромный срок; полтора месяца никто не знает о смерти главы Коллегии. Его ведь ждали, у него, помнится, есть брат. Чезаре повторяет свою мысль ледяным голосом: — Достаточно.

— Синьорина Дана, опустите оружие, синьору Квинту нечем защищаться. И все вы – успокойтесь, — он уже не просит, а требует. Мягкость его голоса растворяется в более жёстких нотах, и акцент внезапно становится менее заметным. Достав факел из ненадёжного, осыпающегося прямо в пальцах, крепления, Чезаре разжигает его, продолжив, не поднимая головы. — Мы спускаемся вниз. Это наша миссия, моя и ваша. Обговорим всё, пока будем спускаться.

Другого выбора у него нет. Это его задача: не перед инквизицией, не перед Роландом, даже не перед короной, но перед людьми.

— Синьор Андреас, я прошу Вас освободить проход, — его голос вновь становится немного мягче, но далеко не таким дружелюбным, как поначалу. — Синьор Квинт, Вы идёте вместе со мной и на этот раз будьте добры слушать то, что я говорю, и не лезть вперёд. Синьор Андреас, синьорина Дана – за нами, и Эдер, Вас я попрошу замыкать отряд. Если там действительно что-то есть, Ваши силы нам понадобятся. С Вашим товарищем ничего не случится, думаю, гвардия и инквизиция достаточно скоро нас хватятся и расчистят проход.

Его голос уже успокаивающий: ему не нужно ни злости Цессария, ни упрямства Эдера, ни животного страха Танов. И корни этого страха уходят в недалёкое прошлое, что эти двое так тщательно оберегают. Продолжат ли они упорствовать или же пожалеют весь отряд?

— Берите факелы, кому это необходимо. Свет Семерых сияет и в обычном огне, — Чезаре первый направляется к спуску, не глядя на остальных. Невольно он проверяет мешочек с соляным бальзамом, и успокаивается, ощущая неровности флакона пальцами. — Впрочем, если кто-то хочет остаться здесь и дождаться помощи – дело ваше.

Нотт бежит по ступеням вперёд, и Чезаре за ним, освещая свой путь факелом. Он напряжённо раздумывает над тем, что узнал за последние десятки минут.

Фогель Гримм мёртв. Таны видели его смерть.

Чёрные тени, что похожи на собак, но на самом деле изобличают ещё более страшных существ.

Собаки, что связаны с миром потусторонним, пришедшие из легенд другого края.

Послушный и вышколенный пёс, что не реагирует на ребёнка, пропуская её в подвал. Пропускает он и Цессария.

Слишком многое связанно со псовыми в этой истории. Ещё больше – с тенями.

— Синьорина Дана, я могу понять Ваш страх, — заговаривает он спустя несколько секунд. — И всё же, если Вы опасаетесь, что синьор Квинт как-то причастен к преступлению в Кромвельге, ничего нового вы оба ему не поведаете. Но я буду благодарен, если вы всё расскажете мне и Эдеру, пока мы спускаемся.

Он не верит Цессарию: ни его поведение, ни слова этого не позволяют. Обвинения в его адрес кажутся не то, чтобы беспочвенными, но слишком странными: чего можно опасаться от безоружного учёного, который даже ходит с некоторым трудом?

Он не верит Танам: слишком многое они скрывают, раскидываясь намёками и обрывками правды, вместо того, чтобы рассказать всё. Не сейчас – тогда, полтора месяца назад, вернувшись из этого города. Если бы инквизиция знала, что на самом деле здесь происходило, отряд оказался бы более подготовленным и укомплектованным. Многое из происходящего вина Танов, но время обвинений ещё не пришло.

Цитадели им двоим не избежать.

Эдеру доверия немногим больше, но доверяет ли тот хоть кому-то из присутствующих? Это очень важное допущение.

Чезаре отдаёт себе отчёт, что может спускаться в очень опасное место, если поверить Танам. Да и ребёнок, проскользнувший какой-то тенью возле пса, внушает лишь опасения. Они все идут к чему-то тёмному, что захватило это деревню, и он обязан выяснить – что это. Выяснить и вернуться; или же позаботиться, чтобы выжил кто-то из отряда.

Спускаясь в темноту, Чезаре не обращается к богам и не ждёт их помощи.

Он в предвкушении, он – охотится.
[nick]Чезаре Марэ[/nick][status]true colors will bleed[/status][icon]http://s7.uploads.ru/DMLOX.jpg[/icon][sign]silver clouds with grey linings[/sign]

— Нет, — ответ Цессарию бескомпромиссен, но не без пояснений, — у Вас ни света, ни оружия. В мои планы не входит, чтобы с кем-то из вас что-то произошло.

Нотт бежит впереди них, ему не нужен огонь, когда достаточно полагаться на нюх в закрытом помещении; кажется, прежняя нервозность удивительным образом покидает его, словно именно в трактире веет чем-то страшным ему одному. Впрочем, ничего нового унюхать ему тоже не удаётся. А это означает только одно – живой человек, в частности маленький ребёнок, тут точно проходить не мог буквально мгновения назад.

Наблюдение Эдера Цессарий называет галлюцинацией, и будто нарочно ею же подвергается.

Замирая перед развилкой, Чезаре напряжённо думает, прежде чем сделать выбор: происходящее нравится всё меньше, превращаясь из простого исследования в компании учёных в нечто фантасмагоричное. С другой стороны, бесследное исчезновение большой группы людей явление само по себе мистическое; и, если внешней разницы нет, куда им направляться, пусть будет выбранный Цессарием коридор.

Едва заметно кивнув, Чезаре молчаливо поворачивает направо, направляя их отряд. Голосовать он не собирается, сомневаясь, что кто-то решит отделиться и пойти в другой проход – разница в любом случае невелика.

И тогда заговаривает Дана.

Чезаре не сбивается с шага, пусть почти и не ожидает честного рассказа, но на его удивление нервы, кажется, у обоих сдают окончательно:

— Мы пришли сюда с той же целью, что и вы, — как будто нехотя выдавливает Дана. — У нас был осведомитель, и мы ждали его, пока не поняли, что ждём напрасно. Именно в этот момент появился Фогель. Он предложил составить нам компанию в поход в горы, и найти проводника. Со стаей собак. Мы вернулись в деревню, чтобы переночевать, Фогель остался с ней. Ночью появились местные. Девочка... там была девочка, дочь трактирщика, она держала в руках голову своего отца. Она кричала, что это мы виноваты. Что нас надо было принести в жертву горам сразу же, как мы появились. Я тогда промедлила. Никогда себе этого не прощу. Когда нас волокли во двор, появились... они. Тени. Собаки. Твари, похожие на собак. Они спасли нас от обезумевших людей, и мы сбежали. А дальше... мы пошли к дому проводницы. Вместе с Фогелем пошли в горы и там нашли пропавшего проводника, только он уже не был собой. Он изменился. И храм... в горах был храм, его пришлось взорвать, иначе мы бы не выбрались оттуда.

Голос её ломается, становясь выше.

— Может быть, мастер Квинт все-таки скажет, откуда он знает про взрывчатку?! Но перед тем, как это случилось, мы видели, как Фогель исчез – в клубах дыма. Может быть, это и была Пустота. Мы ничего не знали, ничего не могли понять, и старались вообще не думать об этом. Надеялись, что это сон, и Фогель жив. Может быть, вообще не приезжал в Кромвельг. Мы вернулись разобраться в этом. А теперь все оказалось реальностью. Это гораздо страшнее чем шрамы или отрезанные носы, — теперь Дана почти кричит, — и сейчас мы все идём прямиком в Пустоту, вы понимаете это или нет?!

Чезаре не успевает отреагировать, когда Андрес вторит рассказу сестры:

— Мы ничего не знали о Пустоте. Вы нас обвиняете в том, что мы не рассказали сразу, а что мы должны были рассказать? О том, что появились многоногие твари? О женщине, которая была живой и мёртвой одновременно, от неё пахло падалью, и этот осведомитель называл её «тварью», но сам проткнул её чем-то вроде застывшего огня?  О том, что Фогеля поглотило нечто без формы и материи? А потом мы нашли целое капище людей, проткнутых таким же застывшим огнём, а собаки говорили детскими голосами —  о том, что хотят нашей крови?  Это, по-вашему, господин Марэ, похоже на что-то, кроме бреда сумасшедшего?  Если бы ко мне пришёл пациент с такими жалобами, я бы прописал ему снотворное и попросил родственников прятать от него острые предметы, чтобы умалишённый бедолага не навредил себе. Мы не знали, чему верить, верить ли самим себе, и поэтому вернулись сюда, где однажды чуть не умерли —  потому что хотим узнать правду, вот почему! А вот господин Квинт —  его в прошлый раз здесь точно не было, или мы не видели. И он все ещё слишком много знает для того, кого не было здесь. Поинтересуйтесь, господин Марэ, лучше у него: откуда.

Чезаре отвечает не сразу, хмуро вглядываясь в темноту впереди себя. Несмотря на поразительность некоторых подробностей, теперь их история много больше походит на правду, нежели всё рассказанное раньше. Паззл происшествий в Кровмельге складывается медленно и неохотно, но всё больше кусочков соединяются друг с другом. Ему нужно время, чтобы обдумать всё тщательнее, и он спокойно говорит:

— Это не может звучать как бред для тех, кто борется с проявлениями тёмных богов. И Пустоты – тоже.

Выдержав недолгую паузу, он негромко добавляет, бросая взгляд на Квинта – отблески огня причудливо играют алым на его маске, делая её уродливее и мрачнее.

— Синьор Квинт, будьте так добры ответить на вопросы коллег.

Тени среди дня – не пустоты, а сама Пустота? Нельзя слепо доверится рассказу учёных о том, что здесь, в горах вдали от купола, они встретились с проявлениями Пустоты – они ведь и сами в этом не уверены, пусть и упоминают несколько раз. В равной же степени нельзя игнорировать подобную возможность – страшную до внутренней дрожи. Если Пустота не только снаружи, но и внутри – дела обстоят много, много хуже, чем можно себе представить. И это определённо то, что он должен до Роланда донести.

Женщина, от которой несёт падалью: живая и мёртвая. И звучит это совершенно абсурдно. Никто, кроме Неведомого, не может управлять смертью; но по остальным описаниям места здесь явно языческие, с храмом и странными жертвоприношениями. Не похоже на храмы тех, кто обезличено поклоняются горам.

Когда они отсюда выберутся, Танам придётся показать то место, где исчез Фогель Гримм, и то место, где они взорвали храм. Слишком во многом ещё стоит убедиться самому. Кажется, происходящее здесь затрагивает много больше, чем один лишь только Кромвельг, уходя дальше и глубже в горы.

Если эти двое так боятся встречи с Пустотой, то зачем приезжать?

Чезаре тоже хочет разобраться. Увидеть своими глазами – пусть даже они откроются в последний раз.
[nick]Чезаре Марэ[/nick][status]true colors will bleed[/status][icon]http://s7.uploads.ru/DMLOX.jpg[/icon][sign]silver clouds with grey linings[/sign]

Дана смотрит и слушает - и не верит ни глазам своим, ни ушам.
Обьяснитесь, мастер Квинт, говорят они с братом. Откуда вы знаете то, что знаете? Чем вы докажете то, что вы - это вы? Да, мы не были с самого начала откровенны, но мы не прячем лица под масками - под которыми может оказаться все, что угодно.
В ответ тот начинает долгий дущещипательный рассказ о своей нелегкой жизни.
Ему угрожают оружием - он едва ли замечает направленный на себя арбалет.
И будто не слышит неудобных для себя вопросов. Тех самых, которые больше всего интересуют Танов: не чьи-то шрамы или отсутствующие конечности, в конце концов, они и медики и инженеры, они и видели освежеванные тела, и сами их вскрывали. И Дана оборачивается к инквизитору - ну теперь-то вы видите? Вы понимаете, что этот человек опасен, он, возможно, и не человек вовсе?!
Ругань Квинта - или того, кто успешно им прикидывается, их ничуть не задевает, они вернулись в Кромвельг разобраться с прошлым, а, как оказалось, опасность может подстерегать не в горах, а, возможно, прямо здесь, на расстоянии протянутой руки.
Дана надеется на инквизитора - и не сразу понимает, что это беспочвенная надежда.
Дана оборачивается к Эдеру - тот невзлюбил их с начала похода, но производил впечатление здравомыслящего человека, может быть он скажет хоть слово? Хоть что-нибудь сделает?!
В ответ он говорит про девочку, маленькую девочку, нырнувшую в лаз, и от этих слов Дану начинает трясти, потому что она вспоминает другую девочку - с головой своего отца, с окровавленными руками и платьем, и о том, что если бы у нее тогда дрогнула рука, если бы она убила эту-маленькую-девочку, возможно, и монстры Турги не напали бы на деревню.
Здесь нет надежды, думает она, и инстинктивно стискивает руку брата, и чувствует такое же крепкое пожатие в ответ.
Все они безумны, думает Дана, и рассчитывать они с Андреасом могут только друг на друга. Собственно, так и было всегда.
Это место лишает разума - так было с Фогелем, так едва не случилось с ними, и вот теперь под его действие попали и те, кто должен был сопровождать и защищать их.
И ведет их теперь Квинт - самый нелепый предводитель из всех, каких только можно себе представить, и даже если Чезаре думает, что возглавляет их группу, все совсем не так.
Тогда Дана начинает рассказывать. Про то, как они оказались в Кромвельге. Про Фогеля и Кроули, про "собак" Турги. Андреас помогает ей, дополняет. Остановитесь, хочется закричать ей в широкие спины Эдера и Чезаре. Остановитесь, неужели вы не понимаете, что идете на смерть?!
Что бы там не думали про нее и брата, Дана не хочет гибели этих людей - не в последнюю очередь потому, что в одиночку выжить труднее.
- Постойте же, - делает она последнюю попытку, перед развилкой коридоров. Может быть, под домами в горах и делают лазы, но много ли среди них разветвленных катакомб, в которых без труда могут стать плечом к плечу двое взрослых мужчин?
Неужели никто из них так и не замечает ничего странного?!