С наступлением ночи на многие районы столицы опустилась тишина, лишь изредка прерываемая смехом из какого-нибудь трактира или говором проходящих группами людей. Впрочем, там, где находился Лисандр не наблюдалось ни первого, ни второго, а тишину прерывал он сам глухими ударами каблуков о мостовую – немного раздражало. Он уже запаздывал, потому что не мог найти нужный дом, пожалуй, не стоило идти одному, коль его пригласили, даже за мелкие ошибки приходилось расплачиваться - какая досада. Уже начиная сомневаться в необходимости идти на небольшой маскарад и почти соблазнённый возвращением домой, Лисандр наконец нашёл подходящий по описанию дом, зайдя внутрь одного из дворов - приглушённо горел свет и видны какие-то тени в окнах. Ожидать после стука долго не пришлось – его впустили с приветствиями и смехом.

Лисандр поправил свою полумаску, надетую перед входом, и отправился на поиски пригласивших его приятелей, лавируя в толпе и довольно быстро заражаясь общим беззаботным настроением. Кто-то всучил ему вино – кисловатое, что аж зубы немного сводило, но после нескольких глотков вкус стал сглаживаться, ощущаясь как «терпимый», да и настроения это нисколько не портило. И, наконец, он нашёл их – полумаски не так уж хорошо скрывали внешность, если ты хорошо знаешь её обладателей. Клетус и Элфи стояли рядом, попивая вино и что-то вполголоса обсуждая; Лисандр не сказать, что знал их слишком хорошо, но уже долгое время, проведя немало весёлых часов в общей компании.

Вот и сейчас им весело вместе, обсуждаются какие-то пустяки, льётся вино – так беззаботно, бездумно и хорошо. Треволнения последних дней забылись быстро, вытесненные алкоголем. Лисандр много смеялся, тянулся к девицам в быстрых, беспорядочных танцах без музыки, но с песнями. Многих он знал, как и его – большая часть собравшихся училась в одном с ним университете, но встречались и совсем незнакомцы, выглядевшие немного старше – наверняка какие-нибудь приятели и родственники, обычное дело. Лисандр с кем-то знакомился, не упоминая имён, почти сразу забывал очертания лиц, не спрятанных маской, и даже цвет глаз вылетал из памяти, оставляя после себя только мельтешащие искры.

Понятие времени стёрлось в непрекращающемся веселье, но не для всех: внезапно кто-то засуетился, повторяя, что скоро полночь, это подхватили и другие, принимаясь спешно зажигать свечи и занавешивать окна плотными тканями. Лисандр припомнил, что ему обещали невероятный сюрприз на вечеринке, но сейчас искренне интересоваться не получилось: голова кружилась от выпитого, а от духоты хотелось выйти на улицу и немного подышать свежим воздухом – вечером прошёл дождь, и ночная прохлада должна сохранить свежесть. Элфи не позволил уйти, заверив, что сюрприз ему понравился, а вот где ходил Клетус неясно. Кажется, полчаса назад именно он уходил в одну из комнат вместе с пошатывающейся девицей, а, может, Лисандр и перепутал.

Настроение царило какое-то странное, взбудораженное, неясное, но это не беспокоило – опять же, не первый раз. Лисандр прислонился к стене и прикрыл глаза, совсем только на мгновение, подумав, что главное не задремать сейчас и не пропустить что-то интересное. Спать стоя он научился пару лет назад, после того, как уехал домой помогать отцу, а после спешно нагонял обучения, забыв о нормальном сне едва ли не на месяц, если не больше – то время припоминается очень смутно.

Очнулся он как по щелчку: стало резко темнее, взвился неприятный запах от зажжённых свечей. Шумно выдохнув, Лисандр открыл глаза и несколько раз моргнул, привыкая к полумраку, через шум в голове слыша голоса, но не сразу разобрав, что именно говорят. А когда понял – внутри всё похолодело.

Говорили двое. Парень и девушка, разодетые во всё чёрное, они держались вместе, их руки едва ли не соприкасались. Голоса их торжественны, почти возвышены, а вот речи – ужасны.

— В эту ночь мы возносим молитвы богу Мнимому и богу Сущности, как богу хаоса, ибо они суть одного и являются отражением друг друга. Как не может быть Сущность не мнимой, так и Мнимый не может без сути. Отдаёмся воле твоей в обмен на силу твою, и приносим кровь эту в дар!

На последних словах другой парень принёс курицу с перевязанным клювом и головой, чтобы не шумела и не дёргалась, как видно. Удар ножом – и брызнула кровь, пачкая пол и стоящих рядом людей снопом брызг; послышался визг, в котором радости больше, нежели страха. Раздался дружный смех и хлопки, а девушка в чёрном собрала кровь пальцами и начертила на лбу своего напарника знак – что-то среднее между меткой Сущности и Мнимого, довольно улыбаясь. Лисандра едва не вывернуло.

— Что за дурость, — громко, перекрикивая поднявшийся гвалт, зашипел он, схватив Элфи за рукав. Тот лишь рассмеялся, протягивая вино.

— Перестань, это просто, чтобы разнообразить вечер. Купол нас защищает… от всего этого, — Элфи махнул рукой, буквально впихнув вино, и направился к основной толпе галдящих. Глядя на чуть подрагивающее в его руке вино, Лисандр думал о том, что в последнее время в его жизни какие-то странные сюрпризы. Его успокаивало, что эти идиоты собрались здесь из своей дурости, а не ради проклятых богов, но всякое желание веселиться устроенная сценка отбила. Пожалуй, лучшим решением будет отсюда выбраться и добрести до дома, желательно, не наткнувшись на каких-нибудь воришек.

Вино на вкус уже не казалось кислым и противным, вполне себе неплохое, чуть терпкое. Несколько глотков смочили резко пересохшее горло, но оказались явно лишними – отстраняясь от стены, Лисандр ощутил, как кружится мир перед глазами, которые вновь на несколько мгновений закрыл. Духота помещения начала давить на виски.

Гомон и смех постепенно сливаются в единый гул, не беспокоящий ни слух, ни разум – алкоголь притупляет его, делая раздражающее несущественным; и под плотно закрытыми веками почти не видно света. Лисандр словно один, и шум подстраивается под удары его сердца, отдающие дробью в висках, сливается в единый ритм, что заполняет всё естество. Это почти, но только почти, смешно – на губах мелькает легкомысленная улыбка. Хочется осесть на пол, не двигаясь более, и заснуть прямо здесь, он уже готов уплыть в мир снов, но ему нужно уйти.

Резко – громкий треск стекла, резонирующий с визгом, и ледяной ветер, ворвавшийся в комнату, истово кусающий за кожу, пробирающийся глубже, стараясь добраться до самой крови. Кружит голову; хрупкое одиночество разлетается на осколки вместе с окном. Распахивает глаза, и перед ним клубящаяся тень, густая, словно сбежавшие с небосвода тучи, непроглядная, как сама Пустота. Нет, это не она, но такое же порождение проклятых богов – осквернитель, пожаловавший туда, где его не ждут, и никто ему не рад.

И хоть в голове плывёт, сердце преисполняется благородной яростью.

Осквернитель насмехается над ними, говорит вкрадчиво, и в каждом слове его сочится яд. У кого-то не выдерживают нервы: девицы причитают и испуганно жмутся, слышатся выстрелы, пули пролетают насквозь, а проклятия цедятся у запертой двери. Осквернитель подготовлен, он нависает над всеми, кажется, удушающе заполняя собой пространство, но вместе с тем оставаясь бесплотным духом. Осквернитель оскорблён, он радеет за Мнимого, за свою проклятую веру, некстати занесённую под эту крышу. И пусть сегодняшние глупости достойны порицания и отвращения богов, проклятым здесь всё равно не место.

Негодование за богов очищает разум, или то только кажется, но в одном Лисандр уверен точно – он тоже оскорблён.

Осквернитель угрожает, поворачивая свою мерзкую голову, вызывая отвращение и страх; когда он не смотрит, Лисандр придвигается к парню перед ним, шепчет ему на ухо и кидает быстрый взгляд на проход в соседнюю комнату. Там тоже есть окна, целые, через которые можно выбраться и убежать. Не спасать свою шкуру, конечно, а наказать осквернителя, посмевшего показаться в Дагорте, где никто ему не рад. Добрый знак, если под утро воспылает костёр.

Самое простое – сбежать самому. Подкрасться за чужими спинами в мягкой полутьме, когда огни свечей боязливо дрожат от малейшего движения. Только Пэйтон никогда не покажет спину и не оставит на произвол судьбы тех, кто сейчас кажется гораздо слабее его, растеряннее; но не все такие – на некоторых лицах читается злость и мрачная сосредоточенность. Они только и ждут момента напасть, стоит осквернителю обнаружить хоть одно своё слабое место. Не так уж много трусов среди аристократов – всегда приходится сохранять своё лицо, особенно среди себе подобных.

Шаг, другой – вперёд, к осквернителю. Он целеустремлён, лицо упрямо, но поступь не тверда, а мир слегка качается. Позади струящейся мглы – блеклый свет свечей, рассыпающийся искрами. Мысли путаются, но порывы остаются такими же благородными и преисполненными веры в Семерых. Не всегда нужно думать да не всегда получается, и сейчас можно быть уверенным только в одном – нельзя дать осквернителю уйти.

— Проклятые достойны лишь грязи под могучей поступью Семерых, — Лисандр выступает вперёд, голос его громок и неожиданно чёток, в нём слышится гнев и презрение. Страха совсем нет: то ли в кислом вине утонул, то ли не приходил вовсе. Пальцы неловко скользят по ленте, цепляют волосы, но узел поддаётся, слабнет, и маска падает прямо в подставленную ладонь, чтобы тут же с глухим стуком упасть на пол. Не удержал? Какая разница. Его мысли – это спутанные, гладкие змеи, проскальзывающие по самой границе сознания, что и не ухватишь, не сосредоточишься. Оно и не надо, хватает этой жуткой, призрачной маски, скрывающей лицо осквернителя. Лисандру не нужно скрывать своего лица, пусть еретик знает, кто перед ним.

Взгляд отражает неистовство, идущее от самого сердца. Для веры не требуется долгих измышлений, достаточно открыть свою душу богам, и они поведут. Отец требует правосудия над еретиками. Мать желает защитить семьи от этой скверны. Дева благословляет на правое дело. Старец предрекает огненное зарево костров. Воин дарует твёрдость руки и точность выстрела. Старатель закаляет оружие и душу. А Неведомый, в милости своей, готов принять каждого в очищающем огне. Встреча с ним великое благо и великая часть для тех, кто оступился и обратился к проклятым богам. Богам, желающих лишь бед и хаоса.

— Оставайтесь с нами до прихода новых гостей. Они любят чёрные одежды и алые костры, — губы расползаются в шальной улыбке, а пальцы сжимают пистолет. Он угрожает, но не оружием, знает, что оно бесполезно против этой тени от человека, скрытого где-то в густом тумане, порождении Мнимого. Тени нельзя навредить, она следует за тобой, прячется в углах и за ярким светом – так близко и не дотянуться.

А ещё он знает, что тень тоже не может причинить ему вреда. Как нельзя бояться теней, настоящих, что падают от света, и скрывают самые страшные кошмары, сговорившись с воображением, так нельзя испытывать страх перед осквернителем. Эта мысль шилом пронзает голову, и становится только веселее. Несмотря на озлобленность, на душе так легко, ведь он знает, что делает всё правильно. Он видит краем глаза, что несколько девиц сбегают в соседнюю комнату, и вновь улыбается. Совсем не страшно отвлечь этого осквернителя на себя, пока не прибудет инквизиция.

Не страшно же?