Аллен неизящно рухнул на высокий стул, неловко грохнул о барную стойку локтями и со сдавленным мычанием уронил дурную свою голову в подставленные ладони, трясь о них помятым после сна лицом и на подушечки пальцев собирая сбившуюся катышками в слезниках слизь. В носоглотке, как по расписанию, крайне знакомо и до одури приятно потянуло, заставив широко, – до характерного щелчка в челюсти – раззявить рот, беззастенчиво и прямо-таки до неприличия сладко зевая, с шумом вбирая в глотку воздух и набивая тот в легкие. Закрыть же рот, к удивлению (однозначно неприятному), не удалось. Зубы, не сомкнувшись, щелкнули о что-то твердое и вместе с тем мягкое, а по языку ощутимо скользнуло, оставив после себя привкус не то силиконовой смазки, не то какого-то неправильного дистиллята. Аллен крупно дернулся в кольнувшем под грудью испуге и моментально продрал осоловевшие глаза.

Нарисовавшийся по другую от стойки сторону Девятый, беззастенчиво вылупивший на него эти свои невозможные, льдисто-серые глаза (оптические блоки) заставил вновь крупно вздрогнуть, напряженно замереть на месте и непечатно чертыхнуться сквозь плотно сжавшиеся зубы. Срань, блять, углепластиковая. Упомянутая “Срань” (да, с большой буквы) еще несколько секунд сканировала его немигающими своими глазами, а после как-то совершенно неожиданно (а потому странно) расплылась в теплой, натуралистичной такой улыбке-усмешке, едва не забрызгав все вокруг сублиматом своего кибер-веселья. Пиздец. Аллен чертыхнулся еще раз, но придержал при себе так и рвущийся с губ комментарий о том, что выглядит все это стремно донельзя, примерно, как потенциальная причина его раннего микроинфаркта.

Даже не пытаясь убрать напряженности из взгляда своего, Аллен проследил за тем, как блестящий от его слюны указательный палец (угольные фаланги, антрацитовые подушечки, тонкие щели суставных стыков) медленно погрузился в недра синтетического зева, тут же как-то совсем уж неприлично обхваченный губами и облизанный отливающим в голубизну языком-анализатором. Диод Девятого мигнул золотом. Аллен дернул кадыком, шумно сглатывая и чувствуя, как все еще крепко впивающиеся в стойку пальцы боднул горячий бок фирменной кружки, почти по края полной чаем: горячим, крепким, как бабкин самогон и сладким, как страшный сон диабетика. Вот и поменялись.

ㅡ Совсем дурак?

Прочистив горло, буднично поинтересовался Аллен, когда Девятый, видно, крайне удовлетворенный результатами проведенного забора (на самом деле это явно было не обязательно), повернувшись к нему спиной, вернулся к разведенной на кухонном столе бурной деятельности. “Деятельность”, к слову, на удивление приятно пахла, заставляя невольно задумать о том, что функционал Девятого, – тихо сходящего с ума по этим своим извращенным протоколам социализации и штурма чужого личного пространства, – неизбежно расширяется, подстраиваясь под новые обстоятельства и необходимости. Аллен понятия не имел, хорошо ли это или плохо, но упрямо отгонял от себя мысль о том, что стал причиной личностного роста машины. Еще чего не хватало.

ㅡ При всем уважении, капитан, коэффициент моего умственного потенциала превосходит человеческий в несколько раз, отличаясь наивысшей степенью стабильности и постоянным развитием за счет познания. Моя система не подвержена влиянию гормональной составляющей, а также абсолютно имунна к физическим и психологическим заболеваниям, приводящим к угнетению когнитивной деятельности и умственной деструкции. Так что ваш вопрос в корне некорректен. Желаете услышать новостную сводку?

Аллен скис лицом и моральным духом, как молоко, в котором сдохла недостаточно целеустремленная лягушка. В такие моменты Девятому хотелось дать в зубы, чтобы загнать эту его прохладную, вежливую механичность, как можно глубже и как можно дальше, но он знал, что та всегда и неизбежно просачивалась к поверхности, так что особого смысла в махании кулаками не было – ни сейчас, ни потом, ни в целом. А еще Аллен хорошо (слишком) знал, насколько Девятый может быть (откровенно ужасающе) человечен, и узнал это еще лучше за все прошедшее время. А времени, между делом, прошло, не много не мало, а… сколько? Два? Три месяца?

После февральского инцидента Девятый так и не ушел: сначала заботливо выхаживал его после полученной при исполнении травмы, потом еще заботливей помогал прийти в себя после психико-травматического эпизода, образовавшегося из-за покушения дьяволового пластмассового мстителя, а потом, когда хотел было вернуться в участок, так и не смог уйти. В тот вечер Аллен, было смирившийся, вдруг пришел к каким-то своим умозаключениям, неуверенно положил ладонь на плечо стоящего в прихожей Девятого и сжал, потянув на себя и заглянув ему, – покорно обернувшемуся – в льдистые его (невозможные, убереги душу мою, Господи) глаза. Молча. Открыто. Честно. Девятый тогда неожиданно заалел диодом и еще неожиданней улыбнулся, делая шаг вперед и безмолвно заключая его в свои объятия, наверняка чувствуя, как доверительно человек расслабляется в его руках и как трогает сенсоры шеи живым, теплым дыханием, пальцами впиваясь в лацканы пиджака.

А потом Девятый просто остался, и они это больше не обсуждали.

ㅡ Прекрати это, Девятый. Знаешь же, что меня это раздражает.

Аллен нахмурился, обвинительно ткнул в его сторону ложкой и опустил взгляд вниз, на звякнувшую о стойку пиалу с овсянкой – вязкой, сливочно пахнущей и голубовато-пурпурной из-за перетертых ягод черники и голубики. Он тяжело вздохнул, погружая ложку в клейкую массу. Видят демиурги, присутствие Девятого в доме было и благодатью, и карой египетской. С одной стороны не приходилось думать о бытовых мелочах, закупках и прочей рутинной дребедени на которую у Аллена зачастую не оставалось ни сил, ни желания. А с другой стороны… овсянка вот, например. Не то чтобы Аллен вел разгульный или самоубийственный образ жизни, нет, но он был обычным человеком, и как всякий обычный человек время от времени проникался крамольной такой идеей, типа “а не въебать бы мне говнеца?”.

И ведь, что смешно, никто ему ничего не запрещал, руки не заламывал и даже ультиматумов не ставил. Казалось бы, бери да въебывай в свое удовольствие, но нет же. Жирное такое и категорическое “нет”, потому что жрать ядреный сингапурский вок и запивать его крафтовым пивом под бубнеж сериалов по “Fox” было, конечно, вкусно, но не тогда, когда над душой не то тенью отца Гамлета, не то Дамокловым мечом висел Девятый, которому даже смотреть не надо было в его сторону, чтобы Аллен ощутил источаемое им молчаливое неодобрение. И вот как раз в такие моменты Аллену резко становилось как-то стыдно и неуютно, и вок с пивом отправлялись в помойку, а он с деланной радостью сообщал, что истово жаждет похрустеть спаржей да закусить сельдереем, “и сока морковного, золотой, подай, жажду утолить”. Блять.

Но так-то Аллен, конечно, пиздел – отчаянно и некрасиво, потому что на деле в рот он ебать хотел эту спаржу, сельдерей, морковь, овсянку, артишоки, брокколи, патиссоны, паровые (на пару приготовленные, блять, на пару!) котлеты из индейки и прочий корм для веганов, хиппи, пидоров и язвенников. И Девятый, что еще смешнее, прекрасно знал, что все это самый что ни наесть инфернальный и несусветный пиздёж, но каждый раз продолжал стоять рядом, каждый раз радостно мигал ебучим своим фонариком, каждый раз одобрял его разумный выбор, и каждый же раз шел готовить ебучую спаржу, сельдерей и морковь.

А знаете что самое блядское-то? Это работало. Аллен, конечно, и до этого, как дерьмо не выглядел, но тут прямо-таки лет эдак пять стряхнул, как небывало: порозовел, подтянулся и весь словно бы разгладился, всем в отделе на зависть. И все бы ничего, если бы, как-то раз, доебчиво-миролюбивый Джонсон не заметил, что жизнь с андроидом идет капитану на пользу. Аллен в тот день очень сильно пожалел о своем звании, потому что, как-то, ну, не с руки капитану спецподразделения пиздить своих сержантов за искренние комплименты. Но бытие с андроидом было штукой действительно полезной, потому что Девятый (ему-то на звания, по сути-то, насрать) посмотрел на Джонсона так, что тот еще неделю по отделу не ходил, а прокрадывался на полусогнутых, прячась по углам и стараясь не смотреть в сторону алленова аквариума, будто там не стекло было, а Око Мордора.

Так вот. Овсянка.

ㅡ Приятного аппетита, Джозеф.

Аллена предательски передернуло от коснувшихся плеча и скользнувших к шее пальцев. Веки закрылись как-то самопроизвольно одновременно с податливо склонившейся к плечу головой. Углепластиковый ублюдок тронул его челюсть губами, царапнул языком по двухдневной щетине и под прицелом потемневшего взгляда отчалил куда-то в области спальни, увлеченно застучав по интерактивному столу. Аллен до сих пор в толк не мог взять, в чем же дело: хитрые ли то алгоритмы, печатные ли проповеди Жана Бодрийяра (ебать в рот его тупые книги, Аллен уже заебался о них спотыкаться) или все просто и прозаично основано на личных желаниях самого Девятого? Он не знал.

Радовало только то, что сам Аллен ко всему этому (андроидам, не_живому и Девятому (особенно) в частности) начал относиться на порядок проще – все так же настороженно, но без прежней истерично-параноидальной подоплеки. В конце концов, Девятый был относительно волен в своих выборах, и будь ему что-то неугодно (или неприятно) в их совместном времяпровождении – давно бы уже свалил в свой сиятельный да идеальный Шпиль, к пластиковым братьям и сестрам. Но Девятый не сваливал. Девятый оставался с ним. Девятый в шутку (и ради анализа) пихал свои пальцы ему в рот, кормил ебучей овсянкой, смотрел с ним комедии нулевых годов, раскидывал по дому книги Жана Бодрийяра, демократично сносил набеги мехового сэра Тинглса, висел над душой, чистил его оружие, помогал с бытовой рутиной, наливал вечером вино, глубоко и ласково брал в рот ночью, механически стонал под его руками, отгонял выцветшие кошмары под утро, и в целом, в общем, просто был. Был настолько долго и перманентно, что Аллен перестал обращать внимание на его изъяны (а они были), принимая их, как должное и сам того не замечая подстраивался. Аллен привык к нему, и его это, вроде бы, должно было пугать, но на деле было как-то все равно. С каждым может случиться.

Аллен оставил опустошенную тарелку в раковине, наскоро сполоснул рот водой из-под крана и сладко потянулся, краем уха слыша, как призывно шуршат в комнате одеяла. Он хмыкнул, забрал волосы пальцами к затылку и повел плечами, неспешно направляясь к спальне, уже заранее зная, какую картину (несомненно приятную) там застанет. Когда они вписывались в график, Девятый разрешал ему по утрам чуть больше, чем обычно, позволяя насладиться, и в полной мере оценить все блага нового века. Вот так неосознанно держишься целибата двадцать с лишним лет, а потом в твою жизнь с ноги врывается андроид с самыми неожиданными для милитаризованной модели навыками и умениями. И, как бы, не то чтобы Аллен был против.

ㅡ Капитан.

Аллен страдальчески поморщился, ладонью, не глядя, зажал андроидов рот, и теснее прижался к прохладному его боку влажными от испарины грудью и животом, притираясь носом к искусанной (на ней ни следа) шее, и закидывая ногу на его бедра. Будто это могло что-то изменить. Когда из рта Девятого этим голосом и в этом тоне выстреливало проклятущее “капитан” – жди беды: пластиковый волкодав либо задумал что-то пиздецки затейливое, либо вспомнил о чем-то охуительно важном. Джозефу Аллену (капитану, бля, отряда особого назначения), прилипшему к прохладной туше и прислушивающемуся к тому, как сладко саднит ниже поясницы, не хотелось ни первого, ни второго, но поди объясни это Девятому, который своей ишачьей принципиальностью разве что моря не осушал. Срань.

ㅡ Капитан.

Произносит синтетическая сатана все так же четко и разборчиво (может, разве что, чуть тише), несмотря на то, что накрытые ладонью Аллена губы даже не шелохнулись – у андроидов не было голосовых связок, зато был звуковоспроизводящий блок, который мог работать и без дополнительных инструментов, типа человеческих губ, языка и рта в целом. Аллен замычал. Девятый посмотрел на него с укором, как на распиздяистого студентика, пытающегося убедить строгого родителя в том, что ему ко второй, а может и вообще к третьей паре. С Девятым все эти фокусы не работали даже при большом на то желании, а потому он отнял ото рта капитанову руку и зарылся пальцами в его волосы у затылка, сначала приласкав, а после мягко оттянув его голову назад, льдистым взглядом впиваясь в разомлевшее лицо, на жалкую секунду мигнув золотом диода.

ㅡ Нужно подготовиться к мероприятию, Джозеф.

Аллен вновь страдальчески сморщился, но все же согласно кивнул и перевернулся на спину, ладонями закрывая лицо и силясь преодолеть себя – ехать никуда не хотелось, хотелось прокрастинировать, вяло копаться в рабочих отчетах и использовать пластиковый живот вместо валика под голову. Но да, нужно. Девятый, вот уже как пару недель просекший о том, какое влияние оказывает на Аллена обращение по имени, теперь, редко, но всякий раз успешно пользовался этой методой, и ему явно, что не было стыдно за свою находчивость.

Мероприятие, мать его. Ему может не по душе были все эти мероприятия, а от официоза разыгрывалась изжога, да вот только, кто бы его еще спросил о том, что ему там, видите ли, хочется – надо значит “надо”, и без вариантов. Мероприятием, говоря кратко, был организованный в особняке Карла Манфреда светский вечер, приуроченный к дате подписания президентом Уоррен билля о свободах, правах и обязанностях новейшего вида (андроидов). На данный вечер были приглашены некоторые люди и некоторые андроиды-девианты (Аллен откровенно злорадствовал, видя, как Девятый очень тихо бесится с того, что его отнесли в эту “непотребную” категорию), а хозяином вечера был всемирно известный революционер-миротворец, защитник всея обиженных и обездоленных и просто скромный андроид Маркус. Их цель. И все бы ничего, если бы не близость машин, этикет, не нейтральная территория и костюм.

По поводу костюма Аллен раздражался особенно сильно, в большинстве своем из-за суеты разведенной вокруг этой темы. Ввиду того, что из хранящегося в шкафу костюма он, к своему удивлению вырос (лет десять уже прошло), а парадная форма под дресс-код вечера не подходила, находчивый сержант Джонсон (чуть не взвизгнувший, когда Аллен выбрал его в сопровождение) тут же отрекомендовал Аллену своего знакомого-портного с Касс-авеню, у которого заказывал одежду под свои богатырские габариты вот уже, как четвертый год к ряду. Услышав подтверждение от Девятого о том, что упомянутый Джонсоном Эммануэль Бронт действительно доверительная личность с высоким коэффициентом доверия со стороны клиентов, ему пришлось смириться, потому что, как говорится: “костюм должен наличествовать в гардеробе всякого уважающего себя мужчины”. Аллен, по вполне объективным причинам, считал, что мог уважать себя, как мужчину и без дорогостоящей тряпки в гардеробе – он вроде как рисковал жизнью, спасал людей и занимался прочей рутинной деятельностью, – но общественное мнение плевать хотело на какие-то его умозаключения. Должен быть костюм и все тут, хоть с Амбассадора башкой вниз скинься, а костюм заимей, иначе какой-такой из тебя мужчина.

Примерно таким образом они с Девятым в первом часу дня оказались на Касс-авеню, в просторном, светлом ателье. Бронт, будучи прямо-таки сборником (почти всех) стереотипов о дизайнерах, неодобрительно смотрел на постную рожу Аллена поверх очков, пока Аллен зачем-то рассматривал завитки обильной поросли у него на груди, пробивающиеся из-под настежь расстегнутого треугольного выреза поло от Лакост. Бронт, уважающий классическую школу и ретро, все делал своими руками без помощи новейших механизмов (и нет, это не только про андроидов), поэтому процесс изготовления чуть затягивался, зато, по заверениям, превзойдет все ожидания, ибо его вещи это, видите ли, произведения искусства, которое совсем не ровня магазинному дерьму. Аллен покорно кивал головой на его пылкие речи и стоически сносил втыкающиеся в тело иголки, дежурно улыбаясь на его извинения. Когда итоговые замеры были, наконец, окончательно сняты, а Бронт умчался в свою рабочую каморку, откуда тут же застучала старушка-Зингер, Аллен уселся перед зеркалом, перебирая поданные Бронтом галстуки, прикладывая к шее то один, то другой. Тяжело вздохнув и поняв, что совершенно всем этим не хочет заниматься, он закинул связку цветных удавок на плечо и запрокинул голову, затылком упершись в крепкий живот, а взглядом – в широкий очерк стоящего позади него Девятого.

ㅡ Напомни, почему ты не можешь туда сходить вдвоем с Джонсоном, сказав всем, что у меня, например, дьявольские боли в ноге из-за перемены погоды?
[nick]capt. Allen[/nick][status]закон суров, но это закон[/status][icon]http://s9.uploads.ru/19TDm.png[/icon][sign]вместо года прошло несколько лет. вместо гвоздей, как по маслу входят сверла.
я надену свой шлем и бронежилет, но ты умней — ты будешь целиться в г о р л о.[/sign]