Лисандру нравятся летние скачки, потому что в это время полумёртвый город вновь оживает: улицы наполняются людьми, слышится смех, повсюду яркие краски с неизменным преобладанием синего. Скачки – законные выходные для всех, отличное время, чтобы выбраться из стылой столицы и вернуться домой, к своей семье и корням. Лисандр искренне скучает по дому и рвётся к нему всей душой.

Лисандр ненавидит скачки, потому что всё вокруг – рассыпающаяся во времени фикция, а оно так быстротечно. Неделя это слишком мало.

Вокруг него всегда люди: не глава семьи, но наследник; внимательные взгляды пронзают насквозь. В водовороте масочных лиц Лисандр мягок и дружелюбен, губы его часто трогает приветливая улыбка — лёгкая и ненавязчивая. Назойливым шумом окружают разговоры, забивая голову ненужной информацией – монотонное жужжание пчёл. Сосредоточенности терять нельзя, даже за самым простым вопросом может крыться самый каверзный подтекст, а необдуманный ответ привести к неприятным последствиям. Приходится повторять себе это вновь и вновь, вновь и вновь.

Он не глава семьи и не принимает решений, но уже говорит от её лица – вольно и невольно.

Наблюдая за рвущимися к победе лошадьми, понукаемые всадниками, Лисандр и сам хочет вскочить в седло, приласкать Осколка и умчать с ним подальше от людей. Скачки подходят в концу, и скоро ему возвращаться обратно в Дагорт за высокие стены, а все его дни проходят не в отдыхе – в заботах. Пожалуй, можно выделить немного времени и на себя, его ведь остаётся так мало. С вежливыми извинениями, сославшись на несуществующие дела, Лисандр покидаёт трибуны, направившись к конюшням.

И застаёт там любопытную картину.

Его гордость, лоснящийся белый жеребец, уже осёдлан – впору подумать о божественном провидении, но дело совсем в другом. Лисандр подходит весьма удачно: он видит двоих людей в профиль и может их разглядеть. Один мальчишка-конюх, несколько сконфуженный, а вторая – леди в юных летах с явным отпечатком удивления на веснушчатом лице. Их очарование рассеивается почти мгновение, как только в девушке узнаётся один из Берриганов, и через несколько секунд вспоминается и имя – Виолетта.

Не то, чтобы они хорошо знакомы, в конце концов, побочная ветвь семьи, проживающая в Морионе, имеет к нему такое же косвенное отношение, но не знать своих врагов в лицо опасно. Немного порывшись в памяти, он даже вспоминает о её недолгом замужестве, трагически прервавшемся не так давно. Столица собирает всевозможные слухи, и неожиданная кончина на охоте обрастает разными подробностями. Впрочем, подобные сплетни растворяются также быстро, как и появляются в потоке других раздутых новостей.

— Доброго дня, миледи, — здоровается первым, подходя ближе, и легко улыбается. Реакция забавляет: мягкость и растерянность обращаются в камень. Вся она – выточенный из тёмного мрамора траур, такой подчёркнуто строгий, что это невольно веселит, и это никак не отражается внешне. Горькая скорбь такой юной и прелестной девице совсем не к лицу, но наигранная печаль наверняка привлекает немало внимания.

— Никакой неловкости, — пресекает все извинения, готовые сорваться с губ побледневшего и растерянного мальчишки. Лисандр плавно подходит ближе к своему коню, забирая поводья, и гладит по умной морде с невольной любовью – Осколок ещё совсем молодой жеребец, породистый и прекрасный, его верный друг. — Наши люди умеют предугадывать наши желания, миледи. Не думал, что это так удивительно.

Едва заметным жестом Лисандр отсылает конюха обратно в конюшню, и на этот раз тот проявляет наблюдательность. Только тогда он оборачивается к Виолетте, в его глазах мягкая доброжелательность, а в противовес взгляду – сквозящая в словах ирония.

— Мы любим лошадей, так почему Вы удивляетесь мне здесь, у конюшен? — замечает, опуская остальную часть фразы как ненужный мусор. То, чем он занимается, и почему делает именно это, уж точно некоим образом не касается Берриганов, даже если вопрос исходит от девчонки. Женщины всегда являются вкрадчивым, ядовитым оружием семьи, и подлость от них ожидаема. Особенно от Берригана.

Виолетта совсем одна, и юной леди определённо не пристало вести себя подобным образом. Мятежная душа требует свободы или же любопытство влечёт исследовать чужой город, пока остальные отвлечены скачками?

— Кажется, Вам наскучило на скачках, миледи. Позвольте это исправить, — он вновь вежлив и предупредителен, как того требуют всевозможные правила приличия. Лгать всегда так неожиданно просто. И быть хорошим ведь тоже.
[icon]http://s3.uploads.ru/WKwzu.jpg[/icon]

Отредактировано Лисандр Пэйтон (2019-09-10 19:17:34)

Его колкости возвращаются новыми, не слишком изобретательными, но всё равно острыми; Лисандр не пропускает их через себя, разбивая новой благожелательной улыбкой вместо ответов. Мог бы да не хочет, подобных развлечений ему и в столице хватает, а тратить силы на Берригана желания тем более нет. Ни к чему не обязывающая любезность всегда проще, не требует больших сил и не даёт особых поводов за что-то зацепиться.

Его осторожность и страх сковали броню из вежливости, в которой он прячется.

— Лошади и правда прекрасны, и мне нравится наблюдать за ними и вблизи, — любезно поясняет он, мельком оглядев выведенного коня, бесспорно здорового, ухоженного и красивого. Впрочем, разве у леди благородных кровей может быть иной? Наверняка конь выдрессирован, мягок и послушен, питается лучшим кормом и чистят его каждый день – и всё это заботы определённо не миледи из благородной семьи.

И пусть яд привычно течёт по венам, сложно не отметить преображения Виолетты рядом с её конём: стоит улыбке озарить лицо, и вся напускная печаль пропадает, омолаживая и украшая. Черты лица смягчаются, а холод во взгляде уступает беззаветной нежности. Когда траур отступает перед привязанностью, красота юности проступает так отчётливо.

Ему понятна любовь к лошадям, как никому другому, и приятна.

Ему приходится напомнить себе: почти все птицы прекрасны, но их когти и клювы приносят смерть.

— Морской воздух без сомнений полезен, а южное побережье Оста отличается особой красотой, — мягко отвечает Лисандр. Приятность морского воздуха на самом деле сильно преувеличена и романтизирована: на берегу часто пахнет рыбой и прелыми водорослями, в особенности летом и к осени. Крики чаек же пронзительно неприятны, что не создаёт благоприятной атмосферы, кою так отчаянно ищут. И всё же Лисандр любит эти запахи, любит длинные пирсы и ленивые волны, перекатывающиеся под бликующими лучами солнца.

На самом деле море не спасает от духоты, Лисандр знает это, помнит, как отчаянно искал спасения в шумном порту Дагорта. Он не озвучивает это вслух.

— Почту за честь познакомить Вас с красотами нашего побережья, миледи, — любезность срывается с губ бездумно, почти заучено, и только доброжелательные интонации не позволяют словам звучать сухо. Ненадолго оставив своего коня, Лисандр помогает Виолетте забраться в седло, подчёркнуто деликатно и осторожно, не позволяя себе ни одного лишнего движения или взгляда.

Осколок негромко фырчит, стоит оказаться в седле, и неспешным шагом направляется от конюшен в сторону побережья, не такого уж и далёкого. Благо, это не город и народу не так уж много вокруг, почти пустынно – все веселятся на ипподроме. В такие тяжёлые времена, в вынужденной изоляции от мира, что больше и не существует, как все считают, развлекаться – необходимость. Вот только Пустота в Редларте почти осязаема, и не только у границ поделённого на двое города.

Лисандр не сдерживает лёгкой усмешки – он не собирает о себе слухов и мало подобными вещами интересуется, хоть и признаёт полезность, но на самом деле ему всё равно. Если потребуется, и без всяких россказней найдут причины обвинить его в чём-то; в остальных случаях пустые чесания языков занимают его ещё меньше.

Несколько секунд уходят на раздумья: спросить, что это за слухи или же нет? Действительно, какая разница.

Если Виолетта любит слухи, то насколько любит истории о себе самой? Стоит ли завести речь о них, проверить, какие же из них не лгут?

Или интереснее обсудить слух, что её семья поспособствовала смерти его деда? Впрочем, это и за слух посчитать уже нельзя.

Вместо этого Лисандр улыбается и ласково приглаживает своего коня по гриве; осязание скованно кожей перчаток, но эта мягкость настолько въевшаяся в память, что почти ощутима.

— Вы можете просто спросить, и я отвечу, миледи.

Игривость интонаций вызывает невольное раздражение, корни которого обнаружить не так-то просто. Но через несколько мгновений Лисандр всё же осознаёт: ему попросту противно вести все эти пустые беседы, ни к чему не ведущие. В болтовне, как таковой, нет ничего предрассудительного, иногда она даже во благо, позволяет сбросить напряжение и отдохнуть душой и головой, но не в компании Берригана же. С ней приходится осторожничать, обдумывая ответы, прежде чем позволить им сорваться с губ.

Едва ли девчонка может доставить ему и его семье каких-то проблем, но врагом она останется.

[icon]http://s3.uploads.ru/WKwzu.jpg[/icon]

Отредактировано Лисандр Пэйтон (2019-09-29 03:57:44)

Это не так.

Лисандр знает точно – слова значат многое. Ими можно не только ободрить или же унизить, но и относительно дел они имеют немалый вес: ведь так легко оболгать, приписав какие-то поступки или же мысли. И не так важно, плохие они или же хорошие, главное, что слова от нужных людей или же от толпы, любящей сутолоки, всегда имеют свой вес. Слухи подпортили не одну репутацию и отравили жизни многих людей. Не обязательно даже жить среди аристократов, чтобы это знать, достаточно изучить историю.

Он не возражает, просто не хочет. Улыбка Виолетты насквозь фальшивая, она даже не старается придать ей более искренний вид. Лисандр никогда не позволяет себе подобного, но и не осуждает, хоть и ожидает от Берригана большее, пусть даже от побочной ветви. И потому смотрит всё также благожелательно, не более того.

Его немного забавляют перечислениях всех формальных тем, но недолго: неожиданное пари приводит к растерянности. И пусть она не выказана внешне, гонка – это не то, что ожидаешь от прогулки верхом с леди из высокородной северной семьи; как к наездникам отношением к ним самое презрительное – едва ли они любят лошадей также сильно и способны также хорошо заботиться.

На раздумья не так много времени: или остаться, наблюдая за удаляющейся спиной, или же принять вызов. Усмехнувшись, Лисандр пускает Осколка следом, пригибаясь к его холке. Его конь один из лучших в Дагорте и довольно быстро нагоняет невольного соперника, но не обгоняет – ни к чему. Невольно посещает мысль: будучи единственным ребёнком в семье, ему не приходится выдерживать соревновательный дух, не приходится опасаться – ближайший его родственник, Хэмиш Пэйтон, предатель семьи и уже не её часть. Никто не пытается состязаться с ним. И потому стремление к соперничеству не захватывает его.

Это не значит, что он не старается. Вся его жизнь – попытки достичь определённых высот, но в одиночестве.

Звонкий смех вызывает лёгкое недоумение – для леди, что так старательно изображает траур, веселья чрезмерно много; с другой стороны, разве это не лучшее подтверждение фальши? И вновь нельзя не отметить, что без траура Виолетте определённо лучше: радость во всех смыслах её преображает.

Неожиданно приходит понимание причин собственной въедливости. Не потому, что Виолетта из дома Берриганов, пусть это и основа, но то, что Лисандр получает не меньшее удовольствие, ощущая силу коня под собой и щурясь на бьющий в лицо ветер. Схожесть интересов вызывает невольное сопротивление – не может у них быть ничего общего. Это отвратительно в своей сути; одновременно так ребячески.

Погружённый в свои мысли, что вместо яда пропитываются недовольством, Лисандр не сразу замечает, как останавливается Виолетта, и потому пролетает вперёд неё; Осколок начинает увязать в песке копытами, невольно замедляясь и фырча. И успокаивается на ласку, останавливаясь, пока Лисандр ожидает Виолетту, невольно обернувшись. Растрёпанной она кажется ещё большим ребёнком, чем до этого – не то, чтобы он выглядит сильно старше, но не таким неожиданно беззащитным точно. Эти мысли приходится от себя гнать – верить в слабость Берриганов себе дороже.

На самом деле всё не так уж плохо.

Едва Виолетта нагоняет его, они трогаются с места, направляясь ближе к берегу.

— Да. Я зову его Осколок, — отзывается Лисандр, пусть вопрос и достаточной глупый: где ещё коневодам-Пэйтонам брать своих лошадей? Осколок идёт неторопливо, переступая копытами в песке, немного увязая под своим весом; близость Эльдарама позволяет разводить более лёгких и одновременно быстрых коней, приспособленных пересекать пустыню. Осколок не относится к таким – им чаще приходится пересекать расстояние между городами или внутри высоких стен.

— Не могу не отметить, что у Вас тоже чудесный конь, миледи. Видно, что за ним хорошо смотрят, — из его уст это почти что комплимент, если не считать сомнений по поводу того, кто действительно заботится о комфорте и благополучии коня. Впрочем, для леди, особенно для северной, и не к лицу заниматься грязной работой. По крайней мере, не с той, что не связана с обустройством дома и хозяйством.

С каждым шагом морской воздух становится сильнее, ярче: вода, соль и прелость водорослей. Пляж Редларта действительно красив: не только чистотой воды и песка, не только приятным глазу цветами, но украшают его и красные водоросли, предавая свой особый облик. Вдали от городского порта, почти мёртвого с исчезновением международной торговли, эта часть берега кажется умиротворённо пустынной.

— В чём дело? — Осколок неожиданно сдаёт в сторону, сбивая стройный ход мыслей в кашу; приходится слегка свеситься сбоку, чтобы узнать, что именно так беспокоит коня. Он видит почти сразу: по песку ползёт змея, едва заметная в своей коричневой окраске, разве что редкие чёрные пластинки привлекают внимания. Кажется, змее нет до них никакого дела, она ползёт целеустремлённо, но совсем рядом; Осколок почти привычен к ним, не первый раз приходится сталкиваться.
[icon]http://s3.uploads.ru/WKwzu.jpg[/icon]