Впервые за долгое время Альрик вновь чувствовал себя в своей тарелке. Весь его внешний вид излучал благополучие и добродушие, когда он явился этим пасмурным вечером в оплот Берриганов в Морионе. Бежевый плащ-халат с меховой оторочкой и меховые же сапоги на тонкой подошве как нельзя лучше соответствовали суровому климату северной оконечности острова, а еще больше – его суровой хозяйке Мередит Берриган. В Дагорте можно было по пальцам пересчитать людей, которым старший инспектор побоялся бы перейти дорогу, но эта властная женщина явно была одной из них.

События полуторамесячной давности уже не будоражили мысли Альрика, можно даже сказать, что он почти забыл о них. Почти. Вернувшись в столицу, он стал свидетелем небывалого скандала: Ее Величество была признана виновной в болезни короля и скрылась в неизвестном направлении. Последовавшие за этим происшествием скачки в Редларте позволили ненадолго забыться в водовороте празднеств, пусть и более скромных в этом году, чем раньше. И хоть Пустота, о которой предупреждал некогда Аркан, так и не дала о себе знать, он все еще видел дурные сны о полях и кайнурах.

Сегодняшний раут был особенным: семейство Берриган приносило свои официальные извинения перед короной за свою нерадивую дочь, но Альрик, который на таких мероприятиях собаку съел, понимал, что это всего лишь ширма для чего-то еще. На прием были приглашены не только придворные господа, но и вся мелкая и крупная знать королевства, в том числе заклятые враги Берриганов Пэйтоны. Последнее означало очередную встречу с наследником фамилии, Лисандром. Затронувшие их обоих события на равнинах Эльдарама сделали их соучастниками и хранителями общей тайны, хотя ван Гарат никогда не был до конца откровенен с молодым лордом касательно того, что видел глазами кайнура.

Приглашения, разосланные во все знатные дома, привлекли на этот вечер самую разномастную публику. В числе приглашенных оказалась и Кассандра ван Гарат; по ошибке ее карточка была доставлена Альрику, словно они были супругами – какая возмутительная мысль! Оставалось только надеяться, что это было досадным недоразумением, а не намеренной колкостью со стороны Мередит, будто бы намекавшей, что старший инспектор и хозяйка борделя – два сапога пара. Как бы то ни было, поначалу Альрик и вовсе хотел утаить от Кассандры факт приглашения, дабы не ловить на себе осуждающие взгляды в невольной компании этой дамы сомнительной репутации, но потом все же сжалился над ней и решил передать весточку через посыльного. В конце концов, они ведь даже не обязаны общаться друг с другом на этом приеме. Ничто не помешает барону насладиться вечером – ни колкости Мередит, ни вонючее облако сплетен вокруг Кассандры.

В отличие от леди ван Гарат, маркиза Берриган заслужила всеобщее уважение и даже трепет не без причин. Альрик уважал ее как деловую женщину, настроенную на успех. Кто-то мог бы назвать ее слишком прямолинейной, порой ее честность граничила с грубостью, но она всегда знала, чего хочет и каких средств это будет ей стоить. Подобную цепкую хватку сам старший инспектор всегда расценивал на вес золота. Мередит тоже преследовали слухи, но совсем иного рода, нежели Кассандру. Само ее замужество с главой рода Берриган было причиной многочисленных домыслов и пересудов; она ведь приходилась дальней родней своему престарелому мужу, почти все об этом знали. Тем не менее, после смерти супруга она стала фактической главой рода, сомкнув на горле старшего пасынка свои когтистые пальцы. До Альрика доходили обрывки слухов, намеки настолько неявные, что их приходилось собирать воедино для целостной картины, но вскоре он понял, о чем болтают злые языки: Мередит якобы связывают любовные узы с верховным инквизитором. И вот снова почва для толков – предательство и бегство ее падчерицы, бывшей королевы Дагорта. Самого барона мало интересовали различные домыслы, он жаждал фактов, и одной из причин, по которой приехал в Морион, было желание докопаться до истины.

Но больше всего Альрика заинтриговала пометка на его личном приглашении с просьбой прибыть чуть раньше официального начала приема. Казалось бы, что могло понадобиться такой особе, как Мередит Берриган, от представителя торговой палаты? О, она являет само гостеприимство. Ее ладони, скрытые от посторонних глаз перчатками с металлом, бережно сжимают его руки, когда она выходит навстречу ван Гарату; ее внимательные глаза смотрят на него, в него, и барон с достоинством выдерживает этот взгляд, радушно улыбаясь; ее седые волосы, уложенные в причудливую прическу, - отражение былой красоты, все еще сохранившей свои печать на гордом лице. Она заговаривает с ним, делает недвусмысленный комплимент, и Альрик понимает, почему многие мужчины пали жертвами ее чар. О, она знает, как быть обворожительной. Очаровательной. Обаятельной.

Опасной.

Маркиза проявляет неподдельный интерес к персоне ван Гарата, расспрашивает о событиях, случившихся с ним и молодым Пэйтоном, отчего сам барон невольно задается вопросом – как это она так хорошо осведомлена? Ведь сам он почти не упоминал о том дне в разговорах, лишь мельком, предоставляя официальный отчет о гибели урожая перед главным казначеем королевства. Ничего особенного. И сегодня явно не тот день, а Мередит явно не тот человек, с которым стоит откровенничать на подобные темы. Альрик упоминает «весьма любопытное» происшествие, «своеобразные нравы» жителей провинции и «очень достойного молодого человека», лорда Пэйтона, но пока что этим ограничивается. Эта женщина никогда не была в числе его союзников и уж тем более друзей, так что пока нет ни одной веской причины откровенничать. Похоже, и сама хозяйка понимает это, на время оставляя барона, но при этом обещая вернуться к этому разговору.

Леди Лэнгфорд. Что-то новенькое – уж не дочь ли графа Лэнгфорда, самого известного производителя духов в Дагорте? Почему Мередит упоминает именно ее? Старший инспектор теряется в догадках, но его уже захватил азарт званого вечера, а гости активно прибывают, скоро они растекутся по всем залам и будет не протолкнуться. Он кланяется новоприбывшим, жмет руки мужчинам и целует запястья женщинам, кланяется и улыбается. Неекоторые отмечают красоту его наряда, и Альрик буквально расцветает от удовольствия.

Голос Франчески Берриган – настоящий подарок Семерых, но сам барон не танцует, а предпочитает наслаждаться музыкой в углу зала. Он не знает, как выглядит эта самая леди Лэнгфорд, но здесь так много знакомых лиц, что ему явно не придется скучать. К тому же скоро подадут закуски, а это не может не вселять радость в сердца – и желудки - присутствующих, в том числе и самого ван Гарата.

В толпе он видит еще одно знакомое лицо - молодого Пэйтона, и приветственно поднимает руку, подзывая к себе.

- Рад вас видеть, милорд, - в очередной раз кланяется Альрик. - Надеюсь, вы пребываете в добром здравии и хорошем расположении духа. Уже успели отдаться вступительному танцу с какой-нибудь молодой особой?

Он рад видеть Лисандра, их связывают почти что дружеские узы, но в том же время не уверен, найдут ли они тему для разговора здесь, вдали от полей и бедствий. Как поживает ваш отец? Как проходит обучение? Не правда ли, здесь очаровательно? - все это будет звучать пресно и слишком уж банально. Кажется, они навсегда застряли там, в безымянной южной роще.

Мир полнится запахами: приятными, тонкими, щекочущими ноздри, когда они вместе с воздухом заполняют легкие, не хочется даже выдыхать, или другими — резкими, зловонными, от которых так и тянет закрыться. Так в основном пахнет бедность, разруха, смерть. Она думала так раньше. Не сейчас. Прошло много времени, пока она не научилась слышать за легким флером парфюма настоящий запах: устойчивый, долгий, тяжелый — и эти люди были слишком далеки от бедности. Сегодня их здесь достаточно: великие лорды, блистательные леди, великовозрастные бездельники. Они скрываются умело, нужно очень постараться — наблюдать, прислушиваться, — чтобы уловить то, что они прячут.

Она соглашается на танец с лордом Вельнером — не может отказаться. Во время танца он наклоняется чуть ниже, спрашивает как будто бы буднично:

— Что вам снилось прошлой ночью?

В случае с лордом Вельнером не нужно даже стараться. За своим дорогим одеколоном с нотками гибискуса лорд Вельнер пахнет гнилью.

— Мне снились вы, — заглядывая ему в глаза, отвечает она, и его улыбка, граничащая с наглой, смазывается.

Он слышал — да, наверняка слышал, — что ее сны считают вещими, как и слышал то, что они на самом деле редко бывают хорошими; те, плохие, она не показывает. Теперь, кажется, ее очередь улыбаться, но она выдерживает, скрывая злой триумф за серьезностью и почти что безукоризненным беспокойством. Как же сегодня будет спать сам лорд Вельнер?

Леди Лето — это имя она приняла легко. Тот злополучный случай в гостях у королевской семьи был неприятным, имел острые углы, о которые так просто пораниться, но и, срывая розу, просто пораниться о шипы, если быть недостаточно аккуратным. Она сама повлияла на то, чтобы это имя прижилось. Примерила его на себя. Оно было лучше ее собственного — по многим причинам.

Хотя вечер только начинается, слуги ждут последних гостей, чтобы принять их, Лето берет от него все: танцует один танец за другим — ее следующие партнеры не похожи на лорда Вельнера. Они — приятели, друзья, даже клиенты. Смешно, но немного неуютно. Лето постоянно твердит себе, что привыкнет, но, если честно, привыкать ей не хочется.

Во время танцев она мимолетно следит за Мередит Берриган — за тем, с кем она говорит и как она говорит. Эта женщина опасна, Лето знает. Они обменивались не более чем вежливыми приветствиями и ничего не значащими разговорами, но даже так Лето чувствует, как она пахнет. Ее запах дистиллируется из сплетен, домыслов, а еще — интуиции. 

Мередит Берриган пахнет как ее мать.

Когда Лисандр приближается, Альрик испытывает странные ощущения; так бывает, когда переводишь взгляд на знакомую вещь, а ее больше нет на привычном месте; так бывает, когда во время оживленного разговора на секунду задумываешься о чем-то и безвозвратно теряешь нить беседы. Барон моргает, пытаясь стряхнуть наваждение. И улыбается так, как будто они знакомы с незапамятных времен. Но не зря ведь говорят, что времена тягот и лишений связывают людей гораздо прочнее, чем времена безмятежности.

Альрик сразу подмечает на молодом лорде приталенный костюм до колен, что радует глаз различными оттенками синего – от светлого небесного, через насыщенный морской к иссиня-черному, и все они пронизаны серебристыми нитями, что переплетаются между собой в причудливом узоре. Так же, как переплелись их судьбы однажды. В этом наряде чувствуется гордость за свой дом, но в то же время и некая доля вызова, столь свойственного молодому поколению. Ван Гарат одобряет этот выбор, но и сам расцветает в благодарности, когда Пэйтон делает комплимент его внешнему виду; впрочем, к подобным словам он давно привычен.

Со времени их последней встречи на летних скачках прошло больше месяца, и старший инспектор успел будто невзначай разузнать о жизни молодого лорда. О гибели его матери; об отношениях с отцом, ставшим для него путеводным светом по жизни; о набожности, что дала о себе знать еще в момент их первого знакомства; о его годах в столице, проведенных среди вежливого молчания со стороны других, в котором так отчетливо ощущалась неприязнь к наследнику рода. Разумеется, Альрик был прекрасно осведомлен об обвинениях Киллиана Пэйтона в сторону короля; конфликт, тихо тлевший многие годы, выплеснулся тогда на всеобщее обозрение – то, чего сам ван Гарат всегда сторонился и избегал. Время не стерло вражду двух знатных домов, но сейчас в центре внимания были Берриганы, и прочие пересуды отошли временно на второй план.

- Полагаю, в данном случае стоит благодарить хозяйку этого вечера, а не богов, за предоставленную возможность, - лукаво произносит барон, отпивая из своего бокала глоток красного вина – на удивление легкого и приятного на вкус, как и полагается началу этого вечера. Он не сомневается, что вскоре подадут вино более вязкое и землистое, и соответственно изменится сама атмосфера приема, как только танцы будут окончены.

И вновь это странное ощущение. Альрик слегка прищуривается, глядя на Лисандра, но не может уловить, в чем же дело. Или во всем виновата изнурительная поездка до Мориона и здешний холодный климат? Он моргает. Он слегка встряхивает лысой головой. Что-то не так. И видно, что юноша страстно желает обсудить с ним какую-то вещь, но не успевает.

Все происходит в одно мгновение; винное пятно расползается по зеленой ткани, подобно порче, и наряд приобретает коричневатый оттенок. Зеленый – цвет зависти, а на бароне Бланте, этом мелком вассале Берриганов, он смотрится несуразно, контрастируя с его одутловатым лицом, которое покрывается красными пятнами возмущения, а мелкие глазки наливаются яростью.

Ван Гарат знает этого человека, но лишь поверхностно: ничего примечательного, мелкий аристократишка с небольшим куском земли, брошенным ему Берриганами как подаяние. Блант явно хочет закатить скандал, что вполне соответствует его склочному характеру и дурной репутации. Человек, не умеющий вызывать одобрение других, стремится стать центром внимания более низменными способами. Неудивительно, что это вызывает в Лисандре насмешку, которую он не пытается скрыть – ни от Альрика, ни от нарушителя спокойствия. Внимание окружающих приковано к их необычной компании; три пятна – синее, зеленое и бежевое – на фоне остальных, безликих и осуждающих.

Ответ молодого Пэйтона веселит инспектора, но она не показывает этого. Он прекрасно умеет скрывать эмоции и на своем горьком опыте знает, что может произойти, если позволить им выплеснуться наружу. Знает, какую волну слухов может породить незначительный эпизод. Он не горит желанием выступать в роли примирителя, но не в его интересах подкидывать углей в этот костер раздора, поэтому Альрик говорит:

— Это всего лишь небольшой конфуз, как же без них на подобном приеме. Ничего удивительного - здесь ведь не протолкнуться!

Его голос звучит мягко, в лучших традициях его манеры речи. Так же он разговаривает с разгневанными клиентами торговой палаты; так же он разговаривал тогда с гелтрами. Он знает, что юношескую бурю эмоций сложно обуздать, но впереди их всеъ ждет долгий вечер, а подобная оплошность может нарушить весь его привычный ход.